Борис Акунин: 10 лучших биографий

Я очень люблю Марка Алданова. Учился у него писать историческую беллетристику. В своих коротких биографиях («Портреты») он небеспристрастен, но точен и убедителен.

Тот случай, когда автор был мне интереснее предмета. Одна железная женщина, повествующая о другой «Железной женщине» – это просто «глагол времён, металла звон». Муру Будберг я очень не люблю, даже не за Горького, а за Герберта Уэллса (кстати, забыл упомянуть его потрясающе интересную автобиографию в списке «Любимые мемуары»). А Берберову люблю. Как автора non-fiction и как образец правильно прожитой жизни: никогда не опускать руки и не бояться начинать всё заново в позднем возрасте.

«Пушкин в жизни» Викентия Вересаева – идеальная биография при тактичном, тотальном отсутствии фигуры автора. Пушкин всё равно выходит очень симпатичным, несмотря на то что никакие шероховатости личности и судьбы не припудрены.

«Гоголь в жизни» Викентия Вересаева – подход абсолютно тот же, что и у «Пушкина в жизни». Результат – во всяком случае для меня – иной. По-человечески Гоголь становится неприятен. Тем больше интригует загадка гениальности. Маленький (вроде бы) человек, генерирующий великие тексты, – это сюжетно интереснее, чем совпадение масштабов таланта и личности. Оптимистичнее в антропологическом смысле. Смотришь на какого-нибудь сяожэня с презрением и вдруг говоришь себе: «А может он на самом деле Гоголь, просто я этого не знаю?» (Если кто обиделся за Николая Васильевича – извините. Сердцу не прикажешь.)

«Любовь в жизни Толстого» Владимира Жданова – очень занятное исследование, написанное примерно в те же годы, что вересаевские, но гораздо менее известное. Пример не общей, а тематической биографии. Меня всегда поражало, насколько Лев Николаевич был умён в описаниях любви и женской психологии как писатель – и насколько глух, неумён как муж. Жданов отвечает как раз на этот вопрос.

«Исторические портреты» Василия Ключевского – без комментариев. Классика жанра: ясно, сухо, только необходимое и достаточное. Идеальный научпоп, написанный во времена, когда этого понятия ещё не существовало.

«Чайковский» Александра Познанского – подробнейшее, в западной безэмоциональной традиции исполненное описание скучной жизни скучного человека. Но по мере чтения нагромождение малозначительных деталей начинает производить странный эффект: Чайковский становится живым, ты им то любуешься, то на него раздражаешься. И всё время помнишь, что этот слабый, часто нелепый и смешной плакса – главный (с мировой точки зрения) русский гений. Читаешь и слышишь музыку, знакомую с детства. Уж не знаю, как автору это удаётся.

Принцип тот же, что и у «Чайковского», – чтение более увлекательное. Потому что в «Жизни Антона Чехова» Дональда Рейфилда с масштабом личности всё в порядке, да и автор (я с ним знаком) – человек не по-европейски острый. Для меня главное, что благодаря этой книге я получил ответ на главный вопрос: о том, как произошла духовная эволюция, которую таганрогский мещанин проделал за свою недолгую жизнь.

«Три любви Достоевского» Марка Слонима – отличное исследование. Как же я не люблю Аполлинарию. Как же я люблю Анну Григорьевну.

В детстве читал «Марию Антуанетту» Стефана Цвейга, обуреваемый противоположными чувствами, потому что был за революцию и любил Неподкупного. Недавно перечитал совсем с другим чувством: рассказ о трагической судьбе, написанный человеком, которого и самого ждёт трагическая судьба. Никогда нельзя отчаиваться, нельзя верить в то, что победа Зла окончательна и бесповоротна.