"Рано или поздно, чаще всего под влиянием пропущенных стаканчиков, он, с гнусным привкусом нытья, начинал трепать про свою чёртову нищету. Случалось, от возбуждённой пьяной болтливости, живописал даже какие-нибудь жалостливые детали вроде того, что второй день без курева, что бельё в дырах, пальтецо в закладе." (c.)

Гордон Комсток – слюнявое самовлюблённое, ничуть не оригинальное ничтожество, не более. Но с претензией. С претензией на идею, на творчество. О да, он же поэт, даром что никто его не читает, а сам он почти и не пишет. Но идея! У него имеется идея. Он объявил войну деньгам! Смысл? Причина? Прочь от «Хорошего места»! Зачем? А занимать деньги у нищей, работающей по десять часов в день сестры не зазорно. Объяснения всему этому нет. Ни для читателя, ни для самого Гордона. И потому добрых две трети книги представляют собой нытьё. А в финале Гордон Комсток женится и покупает ненавистный фикус. К чему всё это было и о чём? Я, честно говоря, так и не поняла. Да и сам Оруэлл меня разочаровал. Вызов системе? Нравам? Пощёчина общественному вкусу? Но позвольте, толпы таких же точно гордых нищих, способных думать только о деньгах и ни о чём кроме денег, уже прошлись по романам Достоевского и Диккенса. И сделали это куда более эффектно. А здесь что? Глупость и посредственность. За что его любят? Сестра, невеста, друг? Совершенно непонятно. Благополучного финала он не заслужил.

Возможно, конечно, что я ничего тут не поняла просто потому, что мне нравятся фикусы...

Итак, несравненный литтектив Суиндонского отделения ТИПА-27, стажёр беллетриции и просто замечательная девушка Четверг Нонетот сумела разозлить могущественную мега корпорацию «Голиаф» в лице сводных братьев Джека Дэррмо и Дэррмо Какера по самое «глубже некуда». Продажные агенты Хроностражи стёрли из реальности мужа Четверг, оставив ей только воспоминания о нём и их нерождённого ребёнка. Кроме того, злобная сестрица самого ужасного и отвратительного злодея всех времён Ахерона, убитого Четверг во время пожара, устроенного при её непосредственном участии в романе «Джен Эйр», Аорнида Ахерон, обладающая способностью стирать воспоминания, жаждет мести. Что делать? Ну разумеется отправиться в декретный отпуск! В Книгомирье! Пожить в неопубликованном романе, а заодно закончить стажировку у мисс Хэвишем и стать полноправным агентом беллетриции. Не говоря уж о том, что Четверг всё ещё под следствием за несанкционированное изменение финала «Джен Эйр». Да и Пиквик со своим яйцом нуждается в покое.

Надо ли говорить, что литературных персонажей в этой книге ещё больше, чем в двух предыдущих вместе взятых? Полагаю, нет. Четверг встречается с Минотавром, с персонажами детских стихов, с Чеширским Котом, естественно, и со многими другими. Хитклиф мне, кстати, никогда не нравился, мерзкий тип. Читать про нападение на него «Кэтринистов» было очень забавно.

Для интриги в этой книге присутствует Главное Текстораспределительное Управление, готовящееся внедрить новую систему для чтения СуперСлово прямо во время церемонии вручения наград Букверовской премии. Выбор злодея меня очень удивил, он уже начинал мне нравиться. Страшно жаль было лишиться мисс Хэвишем. Бабушка Нонетот ещё наверняка заявит о себе в следующих романах. Это исключительно интересный персонаж, с далеко не полностью раскрытым потенциалом.

Да и вообще Ффорде по традиции представил множество интересных неоднозначных, но неизменно живых и развивающихся по ходу сюжета характеров. И, опять же, по традиции выделяющуюся лишь своей странной эфемерной зыбкостью тринадцатую главу.

И отрезанную голову Годо.

"Кто-нибудь пытался читать викторианские романы в Лос-Анджелесе, и если да, то почему?" (с.)

Довольно занятная ситуация. Как писатель Ник Хорнби мне нравится, но те так чтобы очень. Я почитываю его с удовольствием раз в три-четыре года. То же касается и экранизаций его романов. В то же время мне всегда казалось, что с человеком Ником Хорнби я бы отлично поладила. Мне понятен его юмор и близок его взгляд на многие вещи (за исключением, пожалуй, футбола). Вот в частности в этом сборнике эссе он пишет о каком-то романе (забыла название), который все крутые британские критики хором записали в современную классику. Хорнби пишет, что язык того романа очень хорош, сюжет, композиция и всё прочее тоже на уровне, но он автору не верит. И вот почему. Эпизод романа: герои приезжают в летний домик, женщина открывает дверь, взгляд её падает на какую-то бутылку в форме винограда, она застывает и вспоминает, как некий художник, гостя здесь когда-то, воспевал эту самую бутылку. Вся эта лирика растягивается на несколько страниц. И только после этого следует более подробное описание мизансцены. Взгляд, оказывается, упал на разбитую бутылку посреди раздолбанной в хлам комнаты, в которую вломились какие-то гады. Так вот Хорнби говорит, и я ним совершенно согласна, что неестественно в подобной ситуации вспоминать художника. А естественно в подобной ситуации материться на чём свет стоит, потрясать кулаками в бессильной ярости и грозиться найти сволочей и убить их жестоко. И это вне зависимости от интеллектуального развития. Это первобытный инстинкт.

Вот почему я Нику Хорнби верю. И когда он расхваливает на все лады некий роман Уилки Коллинза (забыла название), я откладываю книжку и кидаюсь шерстить свои завалы в поисках оного. Не нахожу и записываю название на яркой бумажке. А когда в следующей главе-колонке-месяце Ник приносит искренние извинения за поспешный совет (мол, он тогда был только на двухсотой странице, а сразу после неё всё пошло не так), я эту бумажку без сожалений выбрасываю.

"… У нас с Уилки Коллинзом была настоящая битва. Мы с ним недели три ожесточённо сражались из последних сил, до полного изнеможения. Это происходило в поездах, самолётах, у бассейнов в отелях. Иногда – обычно поздно вечером в кровати – он умудрялся отправлять меня в нокдаун одним абзацем; каждый раз, прочитав двадцать пять страниц, я начинал верить, что беру над ним верх, но к тому моменту я уже был слишком измождён, и мне приходилось возвращаться в свой угол, чтобы вытереть кровь и пот с очков. А ему всё было нипочём. […] Как бы то ни было, простите, что повёл вас неверной дорогой." (с.)

Ещё я верю ему потому, что он не старается казаться снобом и всезнайкой. И списки купленных книг, приведённые в начале каждой главы-колонки-месяца значительно отличаются и по составу, и по длине от списка прочитанных книг, приведённого в конце каждой главы. Он честно признаётся, что покупает сотни книг, которые вероятно вообще никогда не прочтёт (японцы, кстати, как я недавно узнала, называют этот весьма распространённый синдром ЦУНДОКУ). И да, я тоже этим страдаю. Ну а кто нет?

Мне нравится, что Ник Хорнби критичен по отношению к собственным романам. Он к ним относится как к собственной готовке. Когда кто-то присылает ему на прочтение книгу с пометкой «Она напомнила мне ваш роман», он его даже не открывает. Ведь в ресторане он заказывает хорошую еду, а не «такую, как я готовлю себе дома». Продолжая аналогию с едой:

"Я начинаю понимать: книги во многом схожи с едой, и мозг сам говорит нам, когда нам нужен литературный салат, шоколад, или же литературное мясо с картошкой." (с.)

Спасибо, Ник, мне вот тоже не стыдно признаться, что после тяжеловесов почитываю всякий хлам вроде "Занимательной эспрессологии" или "Фанатки". Ну а почему нет? Ничто человеческое… И если звёзды зажигают…

Мне понравилось, как Хорнби относится к смакованию насилия в современных романах. Даже когда книга невозможно хороша и слогом, и сюжетом, и интригой, и персонажами. Напряжённая сцена изнасилования главной героини вызывает соответствующие неприятные эмоции, но она вроде бы важна для сюжета, для настроения. А вот когда дальше следует подробное описание того, как ей отрезают сосок… Это катапультой вышвыривает из книги и возвращаться к ней не хочется. Мы с Ником тут единодушны. Мы не знаем, для кого и для чего такое пишут.

А ещё Ник Хорнби разъяснил название так понравившегося мне романа Джоан Харрис, которое я, как теперь выяснилось, не понимала, т. к. ни писательница, ни редакторы не потрудились сделать сноску. А речь-то о крикете.

"Эд Смит (бывший игрок, писатель) напоминает традиционалистам о тех временах, когда все участники делились на два лагеря: «Джентльменов» и «Игроков». К «Джентльменам» относили мальчиков из частных школ, выпускников университетов из хороших семей, а «Игроками» были обычные люди, которым даже не разрешалось пользоваться одной раздевалкой с высшим светом." (с.)

Вот так-то. Хотя, поскольку эти эссе предназначались для колонки в американском журнале, Ник был уверен, что часть о крикете читатели пропустят. Ну а я зато узнала что-то новое.

"Я знаю, что вы не будете читать эту книгу. Я прочёл её за вас. Нам она понравилась." (с.)

* * * * *

"Дочитав Чехова, я припомнил вроде когда-то купленную книгу Джанет Малкольм, которая путешествовала по России, по чеховским местам. Я её нашёл и прочитал. И с удовольствием прочитал. […] Я, правда, никак не могу понять, почему она считает, что читать переписку Чехова с Ольгой Книппер – «сплошное удовольствие». Я, конечно, читал только письма самого Чехова, но, похоже, она превратила взрослого человека в вечно сюсюкающего младенца. «Милая моя, дуся», «Мылый дусик мой», «Собака моя», «Собачка, милый мой пёсик», «Милая собака», «Милый мой зяблик», «Будь здорова, лошадка»… Господи, ну держи ты себя в руках! Ты же знаковая личность русской культуры." (с.)

* * * * *
Вот как порой очень маленькая по объёму книжка заставляет говорить о себе так много. Если резюмировать, то на четыре я её оценила исключительно за недоброе поминание всуе "Преступления и наказания". Сорян, чувак, но такое я никому не спущу. "Таинственная река" Денниса Лихэйна, вызвавшая такие бурные и продолжительные, буквально захлёбывающиеся, восторги автора будет мной в ближайшее время прочитана. А "Дэвид Копперфилд", конечно, будет перечитан. Вообще, несмотря на то, что большая часть упоминаемых книг принадлежит не самым широко известным сугубо английским авторам и русскому читателю по большей части не известна до сих пор, этот сборник доставил массу удовольствия и исключительно положительные эмоции. И, главное, я до сих пор считаю, что мы бы с Ником отлично поладили, несмотря даже на Фёдора Михалыча и футбол. Мне даже страстно захотелось почитать романов Ника Хорнби.

И до чего же трогательно он пишет о своём сынишке аутисте. И смешно о жутковатых работодателях - издателях журнала Беливер, молодых людях в белых одеждах. Да и обо всём остальном тоже. Приятный он парень. И книжка получилась очень приятная.