Эмоции имеются у всех млекопитающих и у многих других видов живых существ: страх, плотское желание, надежда, боль, любовь, ненависть, потребность в руководстве. Люди, вероятно, больше задумываются о будущем, но у нас нет ни одной уникально «человеческой» эмоции. С другой стороны, наукой никто, кроме нас, не занимается. Так с какой же стати утверждать, будто наука «обесчеловечивает»?
Наука кое в чем должна отличаться от других человеческих дел. Разумеется, и на ученых точно так же влияет культурная среда, и они тоже порой бывают правы, а порой нет (так происходит в любой сфере человеческой деятельности), однако наука отличается стремлением создавать проверяемые гипотезы, напряженным поиском того решительного эксперимента, который либо подтвердит, либо опровергнет новую идею, отличается страстностью споров по существу и готовностью отказаться от несостоятельных идей. Если бы мы не видели собственной ограниченности, не искали дополнительных данных, не проводили бы контролируемые эксперименты, если бы относились к фактам без уважения, то не имели бы путеводной нити в поисках истины. Оппортунизм и страх вынудили бы нас следовать любому идеологическому ветерку, и не было бы вечных ценностей, за которые мы могли бы уцепиться.
Справедливо ли судить нас по неведомым стандартам будущего? Иные из обычаев нашего века следующие поколения, несомненно, сочтут варварскими. Например, манеру укладывать малышей и даже младенцев в одиночестве, а не под боком у родителей; или злоупотребление националистическими страстями с целью завоевать популярность и получить высокий пост; или коррупцию и взяточничество как образ жизни; или содержание зверей в доме; или поедание животных и содержание приматов в клетке; или уголовное наказание взрослым людям за употребление наркотиков; или пренебрежительное отношение к образованию детей.
В ретроспективе какие-то личности выделяются из общей массы. Для меня это уроженец Англии и американский революционер Томас Пэйн, который существенно опередил свое время. Он отважно боролся с монархией, аристократией, расизмом, рабством, суеверием и сексизмом, когда все вышеперечисленное входило в общепринятую мудрость. Он упорно и неколебимо критиковал традиционную религию. В трактате «Век разума» (The Age of Reason) Пейн писал: «Читая описание непристойностей, оргий, жестоких казней и пыток, беспощадной расправы над врагами – а такими историями Библия переполнена, – как не счесть ее словом дьявольским, а не Божьим? Эта… книга послужила развращению и отуплению человечества». И в этом же трактате Пэйн выражает глубочайшее почтение творцу Вселенной, чье существование, как он полагал, очевидно из изучения окружающего мира.
Кто принижает разум, пусть задумается, разумно или неразумно спорить с разумом, ибо если они спорят с ним на основании разума, то тем самым утверждают тот самый принцип, который ниспровергают, а если спорят без разума (а так им и следует, чтоб оставаться последовательными), то разумного спора не заслуживают.
Спонтанная ремиссия всех видов рака происходит с вероятностью от 1:10 000 до 1:100 000. Если хотя бы 5 % паломников отправились в Лурд с таким диагнозом, только «чудесных исцелений» рака должно было произойти от 50 до 500. Поскольку из 65 признанных исцелений далеко не все произошли у раковых больных, спонтанная ремиссия в Лурде происходит, видимо, реже, чем у больных, оставшихся дома. Разумеется, если бы вы оказались в числе 65 счастливцев, ничто не убедило бы вас в том, что не паломничество стало причиной выздоровления… Post hoc, ergo propter hoc.
Спонтанная ремиссия всех видов рака происходит с вероятностью от 1:10 000 до 1:100 000. Если хотя бы 5 % паломников отправились в Лурд с таким диагнозом, только «чудесных исцелений» рака должно было произойти от 50 до 500. Поскольку из 65 признанных исцелений далеко не все произошли у раковых больных, спонтанная ремиссия в Лурде происходит, видимо, реже, чем у больных, оставшихся дома.
Время от времени мне шлют письма люди, вступившие в «контакт» с пришельцами. Мне предлагают «задавать любые вопросы». И постепенно у меня сложился списочек вопросов. Как мы знаем, инопланетяне продвинуты – дальше некуда. Поэтому я прошу: «Дайте краткое доказательство теоремы Ферма или гипотезы Гольдбаха». Я объясняю, что это такое, ведь на другой планете не знают имен Ферма и Гольдбаха. Я пишу уравнения, комментирую их – ответа нет. Зато на вопрос «Должны ли мы быть добрее?» ответ гарантирован.
Здесь во множестве сохранились деревья–великаны, посаженные еще в незапамятные времена. За этими патриархами давно уже никто не ухаживал, и они медленно дряхлели в окружении буйного, многочисленного и беспечного потомства. Тесной стеной стояли тамариски и остро благоухающие камедью мастиковые деревья, оттененные темной глянцевой зеленью маслин и лавров; кое–где можно было набрести на куст можжевельника или на целую миртовую рощицу; выстреливали из земли жесткие стебли чабера, густой, ползучий тимьян опутывал камни плотным ковром; голубыми, красными, бледно–зелеными звездочками цвел в траве шалфей, кудрявилась свежепроклюнувшаяся дикая петрушка, пускал первые побеги пахучий майоран. Сэм примечал среди пестрого многотравья немало диковин: некоторых запахов он не знал, а некоторых трав не видывал. По обрывам уже расползались камнеломка и очиток, на полянах проснулись первоцветы, у корней деревьев белели целые россыпи нарциссов, и бесчисленные лилии кивали полураскрывшимися головками из густой темной травы по берегам горных речек, что приостанавливали свой бег к Андуину в разлившихся по прохладным ложбинам озерцах.