Голод. Нетолстый роман

Я поняла, какое чудо наконец случилось со мной: впервые в жизни я вступила в сделку, валютой которой были не рубли, не доллары, не евро; валютой которой было сострадание.

Раньше я думала: ничто так не роднит людей, как возможность вдоволь наязвиться над чьим-то промахом.

Теперь я думаю: ничто так не роднит людей, как общая боль.

До Сергея я также не понимала логики: почему слова «дать» и «доступный» применяются к женщинам, но никогда не к мужчинам. Ведь я ничего не «даю». И убыло-то, если вдуматься, не от меня.

Большая, крупная, широкая может быть улица, страна или, если угодно, душа. Так думаю я, а не создатели размерной сетки. Это они имплантировали её в общество и сделали социальной нормой - то есть нормой, не требующей объяснения и комментария. А ты теперь живи такой - большой, крупной, широкой. Удивительно только, что унизительная сегрегация миновала лифчики. Там безликие номера и буквы А, B, С, D (всё никак не запомню свой размер).

И так - вся жизнь, в торгах с самой собой.