В прокат выходит «Матильда» – картина о любви Николая II и Матильды Кшесинской. Смотреть будут даже те, кто совсем не планировал: спасибо шумихе. К выходу фильма в издательстве «Центрполиграф» переизданы воспоминания Кшесинской – лукавые и необычные, как их автор.
Мы внимательно прочли эти мемуары и пришли к выводу, что всем, абсолютно всем женщинам стоит поучиться у Кшесинской искусству жизни. Её воспоминания похожи на цветастый «Инстаграм» какой-нибудь популярной блогерши. Ни слова про тяжёлую работу, кровь и пот, всегда сопровождающий балетные репетиции. Зато много про флирт, счастье, цветы, подарки, путешествия, дома и дачи в собственности, безумно влюблённых мужчин (преимущественно из царской семьи). Тексту не хватает только «фотохвастов», да и то это общий недочёт того времени. Есть и милые предостережения: не вздумайте обижать Матильду даже в мелочах, у неё слишком высокие покровители.
И ведь всё правда. Кстати, воспоминания писались при активном участии мужа Кшесинской, великого князя Андрея Владимировича. Что не помешало Матильде откровенно написать про добрачные отношения с наследником престола, неприкрытое покровительство многих великих князьёв и то, что великий князь Сергей Михайлович к её сыну относился «как к своему». Читать про Кшесинскую в интерпретации самой Кшесинской даже интереснее, чем разбирать по косточкам несчастную любовь императора – как видит её режиссёр Алексей Учитель.
Итак, несколько уроков от великой Матильды.
Внешний вид – наше всё. Маленькая Матильда не покажется в толстых чулках даже в классе перед учителем. Всего один раз она вышла к Наследнику с повязкой на глазу, и этого хватило на целую вселенную переживаний.
«Но от природы я была кокеткой и по этому поводу помню один случай. У нас был молодой и довольно красивый учитель географии, Павловский. К его уроку я старалась кокетливо одеться на случай, если меня вызовут к доске. Павловский имел обыкновение вызывать учениц по очереди, так что те, которые были на предыдущем уроке у доски, были спокойны, что их на этот раз не вызовут, и даже зачастую урока вовсе не готовили. Я же всегда урок свой знала даже тогда, когда могла быть уверенной, что к доске меня не вызовут. Однажды я пришла в класс в зимних зашнурованных ботинках и в тёплых клетчатых чулках и не переобулась, так как меня вызывали на предыдущем уроке и я знала, что меня не вызовут к карте. Павловский вызвал ученицу Степанову, которая, как на грех, урока совершенно не знала и не могла ответить ни на один вопрос. Учитель был очень недоволен и сказал классу: "Я уверен, что Кшесинская, хоть и не её очередь сегодня отвечать, наверное знает урок прекрасно и ответит без ошибки", – и потом, обращаясь ко мне, попросил меня выйти к карте и отвечать. Я встала, как это полагалось, когда обращается учитель, и ответила, смутясь, что урок я знаю, но прошу разрешения ответить с места, не подходя к карте. Он удивлённо на меня посмотрел, не понимая, в чём дело, но, считая меня примерной ученицей, разрешение дал, что было против правил. Я ответила свой урок безошибочно и, довольная, села на место. После класса Павловский подошёл ко мне и спросил, почему я не хотела выйти к доске. Я сначала замялась, мне было неловко сознаваться, но потом я всё-таки сказала, что мне не хотелось выходить в тёплых чулках и ботинках к доске, где все могли это видеть. Он выслушал внимательно и мило улыбнулся, видимо поняв значение для меня такой причины».
Мы не знаем, как Матильда делала это (склоняла мужчин к небывалой щедрости). Из дневников понятно одно: подарки имели для неё большое значение. Каждое подношение, от букета и брошки до шикарного дома, скрупулёзно описано. Если подарок недостаточно шикарен, по мнению балерины, она так и напишет об этом напрямую.
*
«Наследник стал часто привозить мне подарки, которые я сначала отказывалась принимать, но, видя, как это огорчает его, я принимала их. Подарки были хорошие, но не крупные. Первым его подарком был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами. Я выгравировала на нём две мне особенно дорогие и памятные даты – нашей первой встречи в училище и его первого приезда ко мне: 1890–1892».
*
«В этом сезоне четыре Великих Князя: Михаил Николаевич, Владимир Александрович, Алексей и Павел Александровичи – оказали мне трогательное внимание и поднесли брошь в форме кольца, усыпанного бриллиантами, с четырьмя крупными сапфирами, а на футляре была прикреплена дощечка с их выгравированными на ней именами».
*
«На память о нём у меня остался его подарок, прелестные маленькие часы для ношения в петлице: снаружи был виден только миниатюрный циферблат, окруженный бриллиантами, а механизм был спрятан позади».
*
«Я получила массу подарков и 83 цветочных подношения. Было много цветов от Великих Князей и чудный подарок от Великого Князя Сергея Михайловича».
*
«Всех подарков я теперь вспомнить, а тем более перечесть не могу, кроме двух-трёх наиболее памятных. Кроме Цapского подарка я получила:
От Андрея – дивный бриллиантовый обруч на голову с шестью крупными сапфирами по рисунку головного убора, сделанного князем Шервашидзе для моего костюма в балете "Дочь фараона".
Великий Князь Сергей Михайлович подарил мне очень ценную вещь, а именно – коробку из красного дерева работы Фаберже в золотой оправе, в которой были уложены завернутые в бумажки – целая коллекция жёлтых бриллиантов, начиная от самых маленьких до очень крупных. Это было сделано с целью, чтобы я могла заказать себе вещь по моему вкусу – я заказала у Фаберже "плакку", чтобы носить на голове, что вышло замечательно красиво.
От Животовского я получила большого, из розового орлеца, слона с рубиновыми глазами работы Фаберже и вдобавок эмалевую, в золотой оправе, пудреницу в виде портсигара».
*
«Трогательным вниманием со стороны Наследника было выраженное им желание, чтобы я осталась жить в том доме, который я нанимала, где он у меня так часто бывал, где мы оба были так счастливы. Он купил и подарил мне этот дом».
*
Дача была большая, но запущенная, но общее расположение участка мне понравилось. На углу висела вывеска "Дача продаётся", и я пошла внимательно всё осматривать. Видя, что дача мне очень понравилась, Великий Князь Сергей Михайлович её купил на моё имя, и в следующем году я уже в неё переехала на всё лето.
Расставаясь с Наследником, Кшесинская попросила его о двух вещах: позволить продолжать называть его на «ты» и иметь возможность обращаться напрямую по важным вопросам. Николай II с радостью согласился. Однако что Кшесинская считала важными вопросами? Её воспоминания обильно сдобрены случаями, когда царской семье приходилось вмешиваться в политику театра из-за копеечных штрафов Кшесинской. Или вот случай с фижмами – юбками, которые балерина никак не хотела надеть на сцену, потому что они делали её уродливой.
«Вместо того чтобы внимательно отнестись к моим объяснениям, мне посылали повторные требования надеть во что бы то ни стало фижмы. Это стало походить на придирку, на желание во что бы то ни стало задеть моё самолюбие.
Перед самым началом спектакля ко мне в уборную зашёл Управляющий конторою Императорских театров барон Кусов и от имени Директора в последний раз настаивал, чтобы я надела фижмы. Так как этот спор о фижмах начался до дня представления и стал достоянием публики, то все ожидали с нетерпением, чем всё это кончится. А кончилось тем, что я наотрез отказалась надеть фижмы и танцевала без них. Не будь этот спор известен, никто из публики не заметил бы, были ли на мне фижмы или нет.
<…> На следующий день, когда я приехала на репетицию в театр, то увидела, что на доске, где вывешиваются распоряжения Директора, было вывешено: «Директор Императорских театров налагает на балерину Кшесинскую штраф в размере (столько-то рублей) за самовольное изменение положенного ей в балете "Камарго" костюма». Штраф был настолько незначительным и так не соответствовал моему жалованию и положению, что явно имел целью не наказать, а оскорбить меня. Вполне понятно, что я не могла стерпеть такого оскорбления и мне ничего не оставалось больше сделать, как снова обратиться к Государю, прося, чтобы таким же образом, то есть распоряжением Директора, штраф был бы снят. На следующий день, на том же месте, где накануне было распоряжение Директора о наложении на меня штрафа, было вывешено новое распоряжение, которое гласило:
«Директор Императорских театров приказывает отменить наложенный им штраф на балерину Кшесинскую за самовольное изменение положенного ей в балете "Камарго" костюма». После этого князь С.М. Волконский не счёл для себя возможным оставаться на своём посту и подал в отставку».
С первого сезона выступлений в Императорском театре Матильда завела знакомство практически со всеми мужчинами царской семьи. Молодые, старые – без разницы, любые пригодятся. На менее сановных поклонников у неё не оставалось ни времени, ни желания – за редкими исключениями.
«В антрактах ко мне в уборную приходили не только молодые Великие Князья, но и старшие: Владимир Александрович, Алексей Александрович, Принц Христиан Датский, племянник Императрицы, будущий Король и Великий Герцог Мекленбург-Шверинский, муж Великой Княгини Анастасии Михайловны, на редкость обаятельный человек, с которым я очень подружилась. Приходил герцог Евгений Максимилианович Лейхтенбергский и другие. Приходило ко мне в уборную много посетителей, особенно в последнем антракте, перед балетом, и потом все шли на сцену, где артисты собирались в своих костюмах перед началом дивертисмента».
«Когда я выступала на сцене, я любила знать, что в зале среди публики находится человек, которому я нравлюсь. Это меня вдохновляло. Выходя на сцену, надо было уметь сделать вызов публике и дать ей понять, что я ради неё на сцене. Надо было жестом призвать её к себе, приковать её внимание и увлечь за собою. Я считала очень важным захватить публику с первого момента своего появления на сцене, и публика отвечала на мой призыв громом аплодисментов, от этого момента зависел успех спектакля. Про меня говорили, что никто так не умеет, как я, выходить на сцену и сразу овладеть публикой».
Комментарии