воскреснет каждый «я» – то хватит ли места в раю хотя бы для меня одного?

оставаться неизменным? Слушать одну и ту же музыку, любить одни и те же книги, знать одних и тех же женщин, говорить об одном и том же с одними и теми же друзьями? Думать одни и те же мысли, не менять вкусы и привычки? Я не знаю своего ответа, ключник. Но мне кажется, это была бы чрезмерная плата. Страшная плата, с лихвой перекрывающая вечность. Наша беда в том, ключник, что мы как фотон – дуальны. Мы и частица, и волна… язычок пламени-сознания, что пляшет на тяжёлых нефтяных волнах времени. И ни от одной составляющей мы отказаться не в силах – как фотон не может остановиться или потерять одну из своих составляющих. И в этом наша трагедия, наш замкнутый круг. Мы не хотим умирать, но мы не можем остановиться – остановка будет лишь иной формой смерти. Вера говорит нам о жизни вечной… но чья жизнь имеется в виду? Меня – малыша, быть может, самого невинного и чистого, каким я был? Меня – юноши, романтичного и наивного? Меня – прагматичного и сухого? Меня, разбитого старческим маразмом и болезнью Альцгеймера? Ведь это тоже буду я… но каким же я воскресну в вечности, неужели беспомощным слабоумным? А если я буду пребывать в здравом уме и твёрдой памяти – то чем провинился обеспамятевший старик? А если

раз, всё, во что я верил, оказалось недостойным веры, всё, что я высмеивал, оказалось единственно важным, я всё забыл и всё вспомнил… так кто же я? Частица или волна? Что во мне от мальчика с кудрявыми волосами, глядящего исподлобья со старого снимка? Узнает ли меня школьный друг, вспомнит ли мои губы девчонка из параллельного класса, найду ли я, о чём говорить со своими учителями? Взять меня пятилетнего – да в нём больше сходства с любым пятилетним ребёнком, чем со мной! Возьми меня восемнадцатилетнего – он тоже думает гениталиями, как любой восемнадцатилетний пацан! Возьми меня двадцатипятилетнего – он ещё мнит, что жизнь вечна, он ещё не вдыхал воздух чужих миров. Так почему же мы думаем, будто нам дана одна-единственная непрерывная жизнь? Самая хитрая ловушка жизни – наша уверенность, что умирать ещё не доводилось! Все мы умирали много раз. Мальчик с невинными глазами, юнец, веселящийся ночами напролёт, даже тот, взрослый, Мартин, нашедший всему в жизни ярлычок и место, – все они мертвы. Все они похоронены во мне, сожраны и переварены, вышли шлаком забытых иллюзий. Маленький мальчик хотел быть сыщиком – но разве его мечты имеют хоть каплю сходства с моей нынешней жизнью? Юноша хотел любви – но разве

Тот ли я копался в песочнице, озабоченный строительством куличиков? – произнёс Мартин. – Тот ли я путался в застёжках, снимая первый бюстгальтер с первой женщины, и преждевременно кончил? Тот ли я зубрил ночами, впихивая в голову знания, никогда не потребовавшиеся в жизни? Тот ли я, что сейчас сидит перед тобой? Атомы моего тела сменились несколько

Нам лишь кажется, что мы живём непрерывно, – сказал Мартин, опускаясь в кресло перед ключником. – Фотону, быть может, тоже мнится, что он – частица, но мы-то знаем – он ещё и волна.