В те последние дни «товарищество» стало для нас не просто словом, мы на самом деле жили им! Я думаю, что лишь тот, кому довелось пережить ту же или похожую ситуацию, может знать истинное значение слов «товарищ» и «товарищество». Каждый человек проявил свою суть. Ничего больше не имело значения: ни звание, ни общие пустые фразы, ни малейшая выгода. Лишь безусловная ответственность конкретного человека перед теми, кто его окружает.

То, что я увидел, представляло собой место тяжких страданий. Там лежало тридцать наших товарищей, некоторые из которых были тяжело ранены, другие – тяжело больны. Воздух в помещении был наполнен запахом гноя, экскрементов и мочи.

Мы хотели продать свои жизни как можно дороже. Товарищи, забиравшие еду в свои взводы, почти никогда ничего не говорили, когда уходили прочь с жалкими порциями. В этот вечер мы получили полторы буханки хлеба, коробку шока-колы и жидкий суп. И это было все, что нам дали для утоления голода двадцати трех взрослых мужчин!

Хотели они этого или нет, у них здесь не было выбора, как и у нас, как и у любого другого солдата на этой земле.

Представляете, что было бы, если бы у нас был бы хоть один из тех легендарных MG-42, о которых мы слышали столько удивительных вещей! Тогда все было бы ясно: подпустить их на 200 метров, а затем – «огонь с самостоятельным выбором целей».

Мы клали кусочки хлеба в брюки, чтобы он там оттаял и отогрелся. Последнюю буханку как раз кромсали штыком на кусочки, когда раздался крик:
– Русские с фронта!
Я посмотрел в бинокль и решил, что я, наверное, сплю: примерно в 1000 метрах впереди в нашу сторону двигалась черная живая стена.

Я узнал, что 10 января истек срок ультиматума о капитуляции нашей армии[59], так как командование армии не ответило на него. Капитуляция и плен означали для нас нечто совершенно новое. Мы никогда не позволяли себе даже думать, а не то что говорить об этом.

День ото дня ухудшалось тыловое снабжение. Только подразделения на переднем крае по-прежнему получали свои 200 граммов хлеба, всем остальным приходилось довольствоваться 100 граммами.
Суп состоял из одной воды и конины, пропущенной через мясорубку. Похоже, что мука или любые другие добавки, которые могли бы сделать суп более густым, в нем теперь отсутствовали как таковые.

Гауптман Краузе рассказал мне, что Волга замерзла, и русские теперь переправляют свои войска и технику прямо по льду. Это было для нас неприятной новостью.

Мы получили обещанное подкрепление из солдат, служивших прежде в обозах, штабах и прочих тыловых подразделениях. Это было в буквальном смысле последним рекрутским набором. Фельдфебели, вахмистры, унтер-офицеры, обер-ефрейторы и ефрейторы со всех частей. Тем самым стало ясно, что теперь у армии только одна задача: держаться до последнего!

– Скоро вы сами поймете, что глубокий снег заглушает звуки разрывов. Звуковая волна также поглощается снегом и не дает того шума, который мы обычно слышим.

Всем им дома и так хватает забот и тревог. Разве же должен я усугублять все это, пусть я и переживаю самые черные из темных времен?

Лошади стали главной пищей для наших солдат.
Если мы брали пленных, то солдаты в первую очередь проверяли, не осталось ли у противника чего-нибудь из съестного.

Многие вышли из боя, имея изорванные в лохмотья мундиры, на что реагировали лаконично:
– Ничего страшного. Лучше лохмотья, чем мои кости!

18 ноября тоже не принесло никаких перемен в обстановке. Наступление безнадежно увязло и не могло быть продолжено без свежих сил. То, что должны были проделать солдаты на передовой, было практически за гранью человеческих возможностей. Большая часть из них все еще не имела зимнего обмундирования. Это означало, что им приходилось действовать, имея то, что они имели.

Если кто-то переходит в наступление с оборонительной позиции, у него должно быть значительное численное превосходство, а также подавляющее преимущество в тяжелом вооружении, которое своим огнем должно прижать противника к земле до тех пор, пока не будет осуществлен прорыв его позиций.

Для русских зимнее обмундирование было в порядке вещей. Здесь они чаще всего были одеты лучше нас. Наш камуфляж для снежных зим изготавливался кустарным способом.

Зимнее обмундирование состояло из пары стеганых хлопчатобумажных брюк и такого же кителя. Оба этих предмета одежды можно было носить с обеих сторон, и их можно было надевать поверх летнего мундира. Зимой, когда лежал снег, зимняя форма надевалась верхней белой стороной наружу, а после того, как снег растает, ее выворачивали так, что снаружи оказывалась вторая сторона цвета камуфляжа. Помимо этого, солдат получал войлочные ботинки.

Скоро начнутся первые снегопады, и к тому времени, по крайней мере, в передовых подразделениях, должна появиться камуфляжная одежда. Вплоть до настоящего времени наши солдаты носили обычную форменную одежду (две пары нижнего белья, две пары носков, две пары кальсон, один пуловер, брюки, китель, кепи, одна пара перчаток, стальной шлем, шинель, кусок ткани, плащ-палатка, «хлебный пакет» со столовыми принадлежностями, одна пара коротких кожаных сапог, известных как кнобельбехер)

Клятва, которую я принес фюреру, народу и отечеству, всегда будет для меня священной, особенно если учесть, что я принес присягу добровольно в возрасте 18 лет.

Когда же этот проклятый город, наконец, падет! Никогда прежде сопротивление противника не было таким ожесточенным и самоотверженным, как здесь.

Одним броском он оказался в 10 метрах от русского. Поняв, что у него нет выхода, комиссар вытащил свой наган и застрелился.

Оба украинца оказали нам бесценную помощь, работая в качестве носильщиков. Противник защищался до последнего, ни один из тех, кто противостоял нам, не сдался.

А позавчера у нас появился «дезертир поневоле». Сорокалетний русский солдат заблудился в темноте и в результате явился на наши позиции вместе со своим противотанковым ружьем.

Погодите-ка, вон идут два человека. Они с ведрами в обеих руках направляются к колодцу. Теперь они застыли на месте, наполняя ведра. Это был благоприятный момент для моего третьего выстрела.

После таких рейдов должно произойти воистину нечто дьявольское, чтобы не дать нам захватить этот город, носивший имя самого «красного диктатора». Мне следовало признать за противником одно: он был чертовски упорен, иначе наши войска давно бы зачистили два или три мешка, образовавшиеся здесь, в северной части города.

Можно наблюдать, как снаряды несутся с воем. Некоторые слабонервные просто не могут выдержать звуков разрывов. Вам кажется, что мир перевернулся вверх дном, особенно когда выпущен залп из 24 реактивных снарядов.

– Герр Холль, здесь действуют русские снайперы. Мы здесь уже более недели и в первые несколько дней понесли серьезные потери. В основном они стреляют в голову.

Там самолеты сбрасывали свои бомбы со смертоносной начинкой. С расстояния примерно 6 километров от нас мы видели, как железные балки взлетают в воздух, будто сломанные спички.

Мне навстречу с криком бежали двое молодых и недостаточно обученных судетских немцев. На их лицах читался ужас. – Русские идут! Русские идут! Один был награжден пинком под зад, второй – оплеухой. Потом я развернул их обратно и воскликнул: – Можете считать себя счастливчиками оттого, что вас всего лишь возвращают на передовую.

Наш «герой», который вплоть до этого момента ни одной минуты за всю войну не был на передовой, попытался продемонстрировать свою храбрость. И вот результат: один убитый, один тяжелораненый, двое с ранами средней тяжести, и сам храбрец получил пулю в бедро. Было бы лучше, если бы этот тупой Гейни оставался дома или там, откуда он к нам попал.

К нам присоединились даже тяжелые пулеметы и минометы 8-й роты. Но мы не могли продвинуться вперед, потому что противник вел огонь со всех направлений. В нас стреляли с верхних этажей, потом мы попали под огонь справа, потом слева и спереди от нас. Кажущаяся тишь и гладь, что царила здесь всего несколько минут назад, внезапно и сразу превратилась в полную противоположность.

Тут из-за груды обломков слева от нас появились оба украинца. Я не верил своим глазам: они были не одни. Через проем в груде стали появляться один за другим – один, два, девять, тринадцать, двадцать два человека! Иисусе, я не мог поверить в это! Оба украинца весело ухмылялись и были явно горды своим успехом. Унтер-офицер Павеллек перебросился с ними несколькими фразами, а потом сказал мне: – С них достаточно!

После первых же боев в России мы поняли, что русские автоматы и противотанковые ружья были более надежными, чем наши. Наши были хороши, но капризничали при загрязнении.

Это для нас абсолютно новый вид боя. Приходится ждать огня из любой дыры или пролома в стене. Эти парни появляются даже из-под земли.