переписывала его «Войну и мир». 17 раз! От руки. «Вы подумайте!» – сказал бы Симеонов-Пищик.
«После „Вишневого сада“ я перестану писать как прежде»,

В сентябре 1903 года Чехов пишет в письме о «Вишневом саде»: «Пьесу я почти кончил, надо бы переписывать, мешает недуг, а диктовать не могу».
Конечно, у него не было, как у Толстого, Софьи Андреевны, которая 17 раз


В общем, в Благородном собрании расцветало много фемных идентичностей – но для Дмитрия, с его небольшими средствами и отвращением к пассивному аналу, подходящих вариантов не просматривалось.
Было


Многие помещицы носили кукухи из серебряных фаллосов, замаскированных под рыбки, морковки и огурцы. Это, как объясняла «Грамматика Любви», означало, что контакт с мужчиной возможен, но его ждет нейрострапоновое возмездие за века привилегий и гнета. Таких помещики-циники называли «сверлильщицами» или «обществом Кнута и Пряника».
Их было больше всего: после тридцати-сорока лет почти каждая барышня добавляла на кукуху пару полированных морковок

– Я цветок мохнатый, пестик мой продолговатый,
Я со всей палатой наблюдаю за парадом,
Мы покажем миру, что такое наша сила,
мы заставим снова воссиять забытый символ…


Миу пошла по тропинке вслед за Мельхиором.
И действительно, через минуту она уже не понимала толком, что случилось – знала только, что Мельхиор победил желтого кота совершенно невозможным способом, превзойдя его в темной мудрости. Вот, значит, что такое альфа… И ведь с самого начала все было понятно по запаху, а она не доверяла сердцу…
Некоторое


– Договоримся так. Сегодня вам выключат будильник и вы вернетесь в нормальный кошачий модус. А завтра я дважды овладею вами сзади в присутствии своей невесты. Уже без всякой древней мудрости. И ваша позорная жизнь продолжится согласно контракта. Я знаю, что правильно по-русски «согласно контракту», но ваша продолжится именно согласно контракта. Не благодарите, не надо. Просто не хотим портить свой медовый месяц вашим Бетховеном.
Миу

Вы нарушили условия контракта, – продолжал Мельхиор, поглядывая то на Шредингера, то на поджавшую хвост Миу, – и теперь вас ждет унизительное разбирательство в суде и отключение вашей банки от систем жизнеобеспечения… Но мы, альфы, сострадательны к слабым. Поэтому я готов пойти вам навстречу. Мы с вами все-таки русские люди – давайте поступим по заветам Германа Азизовича Шарабан-Мухлюева. Вот вам моя оферта. Я не стану подавать в суд, и вы сможете продолжить свое существование на границе первого таера и небытия, если прямо сейчас, перед лицом моей невесты, вы сделаете мне то, что не принято в семействе кошачьих, но отчего-то называется в русском языке французским словом minette – «кошечка»…
Миу показалось, что Шредингер из желтого стал серым. Он даже не поднял взгляда, только кивнул.


Шредингер кусал Миу за загривок, мотал ее голову из стороны в сторону, как пойманную мышь, трепал шерстку своими лапами – и она, растопырив когти, несильно била его по нахальной морде, потому что он делал уже такие стыдные вещи, что не бить его по морде было невозможно, а потом она зажмурилась, превозмогла себя – и отдала Шредингеру свой лунный свет, свою волшебную пустоту, свое свернутое в трубочку небо, и он проник в нее и оставил в ее пушистом животике свой секрет. В смысле, тайну.
– Когда ты останешься


Похоже, он не врал. Он действительно был сверхкотом, будившим в ней забытую тайну. И чем бы ни пахли Мельхиор и Феликс, вот этой конкретной тайны в их запахе не было. После того, как прогремели слова про гипноз Гольденштерна и комплекс нарративов, даже смешно было вспоминать, чем пахнут яйца каких-то там котов.