– Беда прогресса в том, что он редко оглядывается на минувшее, мчится вперед и не хочет идти рука об руку со старыми знаниями. Прогресс многого способен достичь, но он не всемогущ.

Право на распоряжение жизнью и смертью есть лишь у палача, но не у преступника, попирающего законы собственного основателя...

- Если человека пичкать обрывками культуры, которой тот не понимает, то он становится прекрасным фанатиком и оружием в чужих руках.

– У тебя есть стратегический план дальнейших действий, мой мальчик?
– Да. Называется импровизация.

– Знаешь, чем мне нравится наша дружба? – он сорвал с куста сухую пепельную розу. – Ты не перестаешь удивлять меня, несмотря на свою молодость. Все эти старики, включая меня, иногда безнадежно глупы, раз считают, что нам нечему научиться у юнцов. Это далеко не так.

Когда тысячу лет живешь на пороховой бочке, как-то начинаешь забывать, что она еще может взорваться.

– Деяния Ночного Мясника. Теория вероятностей тропаелл в действии. Отмечаю места, где произошли убийства, и пытаюсь угадать, где произойдет следующее. В клубе «Шесть четверок», который ты теперь так успешно игнорируешь, этим занимается большинство членов. Уже давно делаются крупные ставки.
Я поморщился. Как это похоже на наше высшее общество – играть на крови и считать, что их-то это никак не коснется.

Никогда не могла понять, как можно не знать о собственных чувствах. Если любишь – люби. Ненавидишь – ненавидь. Сомнения и неуверенность плохие спутники в жизни. Они заставляют топтаться на одном месте, а затем жалеть об упущенных возможностях.

– Война всегда преследует разные цели, а мы прикрываемся идеалами, но в основе всего лежат деньги.

– У меня нет для тебя утешающих слов, Тиль, – Данте поставил опустевшую рюмку и, подумав, погасил сигару, обрезав тлеющий кончик ножницами. – Я сам потерял многих друзей. Это беда всех долгоживущих – хоронить тех, кто тебе дорог, и вспоминать их. Каждая потеря остается потерей, сколько бы их ни было до этого. С этим приходится жить. Даже таким циничным ублюдкам, как я.

Фантазия, лишенная разума, производит чудовищ.

...Мать всегда внушала мне, что месть ничем не лучше яда. Месть нужна лишь дуракам и безумцам, которые не понимают ее последствий, потому что она никогда не бывает бесплатной.

– Почему у всех проповедников одна и та же песня? – пробормотал я, проходя мимо. – Обязательно следует сказать что-нибудь ужасное и пригрозить всеми возможными карами. Это уже начинает надоедать.
– Страх более действенное средство, чем что-то другое, – ответил Стэфан. – Всегда так было и будет. В религии – не исключение. И всегда будут появляться такие вот новоявленные пророки и мессии. Как говорит древняя мудрость – тот, кто объявит себя пророком, будет сбит с ног хохотом Всеединого. На мой взгляд – это судьба всех еретиков, особенно тех, кто отрицает существование вечной души и существа, которому все мы обязаны жизнью.

Она заглянула мне в глаза и с удивлением сказала:
– Это правда, то, что о вас говорят.
– И что же?
– Вы не боитесь умереть.
Я невесело рассмеялся:
– Все боятся умереть, чэра. Даже те, кто уже мертв. Любое разумное существо должно любить и ценить жизнь, иначе оно перестает быть разумным.

В этом все наше высшее общество – им плевать на тебя до тех пор, пока ты не появишься рядом. Только после этого тебя вспомнят, и ты станешь для них интересной персоной на несколько жалких минут. А затем тебя снова забудут.

Чрезмерная страсть не приносит двум людям ни славы, ни удовлетворения, ни счастья. Ведь она не так многогранна, как любовь. Страсть нечто иное, местами более сильное, более дикое, примитивное и в то же время яркое. Порой она заставляет кипеть кровь и заводит почище, чем пузырьки розового шампанского жвилья. Беда лишь в том, что когда это чувство у кого-то из двоих проходит, на коже остается лишь соль, песок, да зола.

Я понял, что любое дело важно, даже самое мелкое и, на первый взгляд, незначительное. Маленький камешек тянет за собой в пропасть огромные глыбы, и от такого камнепада невозможно укрыться.

– Лучэры никогда не позволяют себе опозданий, – возразил я ему. – Это неприлично и недостойно истинного чэра. Лучэры предпочитают приходить в удобное для них время.

Никто не может быть счастлив без иллюзий. Они необходимы для нашего счастья не меньше, чем реальность.

Я отправился в путь, думая о том, что, возможно, стоит, наконец, переехать в провинцию, подальше от огромного Рапгара и пожить в свое удовольствие с месяц, полюбоваться пасторальными пейзажами, пока не закончилась осень. И тут же сам себе сказал, что ничего из этого не выйдет. Огромный город – словно спрут, исчадие Изначального огня, запустившее щупальца тебе в душу. Если уж схватил, то не жди, что отпустит.
Рапгар моя родина. Я люблю его и ненавижу всем сердцем, и никуда из него не денусь. Но я ведь могу потешить себя иллюзиями, что он не властен надо мной, правда?

– Мы всегда поспешны в своих решениях и слишком часто жалеем о них, пытаясь исправить то, что исправлять давно уже не следует, – скривился я, смял бумагу и отправил ее в корзину. – К сожалению, не все это понимают.

''Стэфан часто с иронией говорит, что в нашей жизни только три важных вещи. Первое – это доброта. Второе – это доброта. И третье – это тоже доброта. Но ни одна из этих важных вещей не ценится в Рапгаре.''