Предрассудки

Часть нарратива повествует про «нас», часть про «мир», они переплетены между собой и создают замкнутую скорлупу, из которой нормальный человек не высовывает носа до самой смерти. Не из косности или трусости, а потому что он сам – просто рисунок на этой скорлупе. Рисунок ведь не может высунуться сам из себя, сколько бы разные Эшеры ни изображали подробнейших схем такого процесса: это будут другие рисунки, и только.
Нарративный ум – как бы встроенное в нас СМИ, которое делает вид, что информирует нас о «событиях нашей жизни», но на деле просто погружает нас в глюк, где нам велено жить. А еще точнее – создает фейк, называющий себя нами. Да-да, я не случайно вспомнил это слово. «Фейк ньюз» – это не булькающее в интернете говно. Это мы сами.

Код души - покой

Четвертую джану идеально описывали слова Рината «сейф души». Самое замечательное в этом сейфе было то, что в нем ничего не лежало – и, значит, беспокоиться тоже было не о чем.

Нарративное рабство

Главное, чем наше время отличается от античности, это тем, что растворимые жемчужины научились создавать и для бедноты – хотя бы в виде дорогих мобильных телефонов. У тебя ведь есть крутой мобильник? Тогда ты знаешь, что такое нарратив продвинутой бедности. Это, конечно, страшновато. При римлянах хозяин раба хотя бы оплачивал ошейник, а в наше время рабы недоедают, чтобы его купить.

Сознание и его воздействие на нашу жизнь

Но «жизнь» – это просто переживание ограничений и обязательств, накладываемых материей на сознание. Сцепление одного с другим на некоторое время. И происходить это сцепление может любым способом, какого только пожелает сознание, выдумавшее эту самую материю для своего развлечения.

Оргазм - обет в котором природа напоминает какой должна быть жизнь

Оргазм напоминает обещание, которое природа дает – и тут же берет назад.

Иногда это блаженство начинало ускользать, и тогда, чтобы обрести его вновь, надо было сделать легкое усилие. Усилие же заключалось в том, чтобы перестать делать усилия и что-то такое искать – тогда вспугнутое блаженство возвращалось само… Это было как с велосипедом: чтобы перестать падать, надо повернуть руль именно в ту сторону, куда падаешь, и можно ехать дальше.

Унаследованные из детства якоря развития

И я заметил, что безо всякого усилия слежу уже не за многочисленными соображениями о том, какой я мудак и неумеха (мысли эти были, как я понял, подобием сохранившихся с детства магнитофонных записей, своего рода реликтовым излучением моей личной вселенной, до сих пор летящим сквозь пространство моего ума), а за набирающим силу и мощь потоком блаженства.

Первые браки

Юные красавицы подчиняются древнейшим зонам мозга. Они честно выбирают молодого самца с самыми длинными рогами, самым алым задом или самыми голубыми чешуйками на гребне, а потом выясняется, что генетический суфлер был полный мудак и девушке достался бык из спального района, сын уволенного прокурора на папином поршаке или непризнанный гений стиля с личным каналом на ютубе.

Ну чё. Есть такие для которых и силикон деликатес. Но они просто быстро сдуваются и хотят потом свежий силикон

«Мужика надо брать мерцанием, – думала Таня, – а не силиконовыми буферами. И еще, конечно, женщина должна быть не ворчащей подстилкой, а психологом и другом – понимать мужские проблемы и каждый раз приходить на помощь…»

Потерянную молодость трахают, когда не могут примериться с её прощанием

Он платил за то, чтобы с кудахтаньем топтать младое незнакомое племя, ждущее перемен – и она, Таня, была просто послом этого племени. Единственным, что могло как-то примирить Игоря Андреевича со старостью, была символическая победа над чужой юностью,

Наследственный механизм сожительства и отношений между мужчиной и женщиной

Крутой мужик убивает других мужиков. Крутая телка с ним после этого спит: древний женский способ соучастия в убийстве.

Аукцион женской красоты

Таня, сама по себе была пятаком или червонцем. У нее не было никакого фиксированного номинала вообще. Но коллекционеры монет, населявшие мир, готовы были обменивать ее на разные суммы по непонятным для нее причинам. Повлиять на их выбор было трудно. Но на тех, кто принимал ее за червонец, она могла твердо рассчитывать.

Привычная неправда взрослой жизни

Классная руководительница говорила о душевной красоте, невидимой глазу и значительно превосходящей привлекательность физическую, которая не так уж и важна («с лица воду не пить»).
Но при этом пить воду с ее собственного лица было опасно для жизни. Выщипанные в ниточку брови учительницы, жуткие лиловые тени на веках, карминовая помада на губах и прочие трогательно-беспомощные протезы этой самой физической привлекательности сообщали чуткому детскому уму, что взрослые опять врут.