— Некоторые люди уходят слишком поздно, а некоторые — слишком рано, — заявил он, — надо уходить вовремя… так сказал Заратустра.

Каким неуклюжим становится человек, когда он любит по-настоящему! Как быстро слетает с него самоуверенность! И каким одиноким он себе кажется; весь его хваленый опыт вдруг рассеивается, как дым, и он чувствует себя таким неуверенным.

Как ни странно, — сказала она, — но, пока ты помнишь о беспрестанном падении, еще ничего не потеряно. Видимо, жизнь любит парадоксы; когда тебе кажется, будто все в абсолютном порядке, ты часто выглядишь смешным и стоишь на краю пропасти, зато когда ты знаешь, что все пропало, — жизнь буквально задаривает тебя. Ты можешь даже не пошевелить пальцем, удача сама бежит за тобой, как пудель.

Человек всегда становится пленником своей собственной мечты, а не чужой.

Видимо, всегда надо оставлять немного свободного места; не нужно полностью завершать рисунок, иначе не будет простора для фантазии.

в больном всегда есть что-то отталкивающее для здорового.

Нельзя построить семейное счастье в Тулузе, на крыльях бабочек, даже если одеть их в свинец.

Он сказал, что в минуту смертной тоски хорошо иметь рядом с собой близкого человека, Не знаю, прав ли он; мне думается, что в такие минуты люди так безнадежно одиноки, что они и не заметят, если вокруг их кровати соберется целая толпа близких людей.

Ведь все это одни слова. Ими жонглируешь, когда не хватает сил идти дальше; потом их снова забываешь. Они похожи на всплески фонтана: к ним прислушиваешься какое-то время, а потом начинаешь слышать то, что нельзя выразить словами.

Жизнь била здесь ключом. Люди неслись сломя голову, толкались, спешили. Солнечные лучи вспыхивали на лаке автомобилей, которые мчались потоком, моторы ревели; каждый стремился к какойнибудь цели, каждый хотел достичь ее как можно скорее, и все эти маленькие цели совершенно заслоняли конечную цель человеческой жизни; казалось, что ее вообще не существует.

Впрочем, бога было трудно обнаружить в большинстве людей, которых знала Лилиан. Они не понимают жизни, — думала она. — Они. живут так, как будто намерены жить вечно. Торчат в своих конторах и гнут спину за письменными столами. Можно подумать, что каждый из них — Мафусаил вдвойне. Вот и весь их невеселый секрет. Они живут так, словно смерти не существует. И при этом ведут себя не как герои, а как торгаши! Они гонят мысль о быстротечности жизни, они прячут головы, как страусы, делая вид, будто обладают секретом бессмертия. Даже самые дряхлые старики пытаются обмануть друг друга, преумножая то, что уже давно превратило их в рабов, — деньги и власть.

И опять все зависит от того, откуда смотришь, — вот какие простые уроки дает нам иногда жизнь.

Когда видишь, какие замечательные здания люди строили в старину, невольно думаешь, что они были счастливее нас,

буржуа, для которых жизнь — это кухня, салон и спальня, где уж им понять, что жизнь — это парусная лодка, на которой слишком много парусов, так что в любой момент она может перевернуться. Тебе надо от

И разве я резка? А может, у меня просто нет времени деликатно обманывать, прикрывая горькую правду фальшивой позолотой хороших манер?

У меня такое чувство, будто я оказалась среди людей, которые собираются жить вечно. Во всяком случае, они так себя ведут. Их настолько занимают деньги, что они забыли о жизни.

Ты считаешь, что я бросаю на ветер свои деньги, а я считаю, что ты бросаешь на ветер свою жизнь. Пусть каждый остается при своем мнении.

Всегда приходится быть быком. Но думаешь, что ты матадор.

Если арестанту предложат на выбор — прожить год на свободе, а потом умереть, или гнить в тюрьме, как, по-твоему, он должен поступить?

— Дисциплинированность — похвальное качество, — сказал Клерфэ. — Но иногда на ней можно споткнуться. А когда спотыкается этакий твердокаменный субъект — это смешно; надо проявить в нужный момент немного человечности.

Когда человек здоров, ему легко чувствовать свое превосходство.

но какая в том польза, даже если знаешь, что другой прав? Разум дан человеку, чтобы он понял: жить одним разумом нельзя. Люди живут чувствами, а. для чувств безразлично, кто прав.

В стране, где деньгам дают ласкательные имена, никогда не будет фашизма.