Тем, кто требовал внимания к больным, сделав невыносимой жизнь здоровых, не приходило в голову, что человек, готовый работать из-под палки, — это быдло, которому опасно поручать даже

Знаете ли вы, что нужно для операции на мозге? Нужны долгие годы изнуряющей, самоотверженной, страстной преданности делу, чтобы освоить это искусство! И я не захотел поставить его под контроль и оставить в распоряжении тех, чьим единственным основанием руководить мною является способность болтать без зазрения совести о высоких материях и тем самым достигать ответственных постов, что дает им возможность навязывать свои мнения именем закона.

Вход в строение закрывал прямой гладкий лист нержавеющей стали, отсвечивавший на солнце мягким голубоватым отблеском. Над дверью была выбита в камне надпись — единственное отступление от прямолинейной суровости сооружения. Она гласила:
«Клянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить ради другого человека и никогда не попрошу и не заставлю другого человека жить ради меня».

Ни один доллар не предназначался для него лично, все шло на нужды компании. У Джеральда было три машины, четыре секретаря, пять телефонов. Он устраивал приемы, на которых подавали шампанское и икру; ни один магнат, платящий налоги, не мог позволить себе ничего подобного. За год он потратил больше, чем его отец заработал за последние два года своей жизни. Мы видели пачку журналов весом в тридцать килограммов — мы их взвешивали — в кабинете Джеральда. Журналы были напичканы рассказами о нашем заводе и о нашем благородном плане, в них теснились огромные портреты Джеральда Старнса, его называли выдающимся борцом за всеобщее благо.

Его испугал не вид Митчама. Самым страшным было другое: Брент понял, что никому не может это рассказать, чтобы остановить грязную игру, — не осталось ни одного порядочного начальника от Колорадо до Омахи и Нью-Йорка. Они все замешаны в этом, все делали то же самое, и они дали Митчаму наводку и способ действий. Дэйв Митчам был нужен дороге, именно Дэйв Митчам, а не он, Билл Брент.

они увидят, насколько дольше и счастливее может прожить человек. Может быть, они поймут, что двумя абсолютными величинами и основой системы ценностей являются не смерть и налоги, а жизнь и труд.

усилия всецело подчинены тому моменту, когда этот нож упадет на наши головы, что чем талантливее человек, тем в большей опасности он находится. Успех приводит на эшафот, а неудача дает право дернуть за веревку. Робин Гуд обессмертил этот ужас, превратив его в идеал праведности. Говорят, он боролся против грабителей, стоящих у власти, и возвращал имущество ограбленным, но не здесь кроется смысл дошедшей до нас легенды. Робин Гуд остался не защитником собственности, а защитником нужды, не защитником ограбленных, а благодетелем бедных.

Я захватывал все суда бандитов, которые могли достать мои орудия: каждое судно с правительственной помощью, каждое судно, отданное взаймы или подаренное, каждый борт с товарами, которые были силой отняты у одних людей, чтобы быть переданными другим, которые за это благо не платили и этого не заслуживали. Я грабил корабли, ходившие под флагом идеи, с которой я веду войну, идеи, что нужда — идол, требующий человеческих жертв, что нужда одних ножом гильотины висит над другими. Эта идея провозгласила, что наш труд, наши надежды, планы,

Когда поступаешь из жалости вопреки справедливости, достойный получает наказание вместо виноватого; спасая виновного от страданий, заставляешь страдать невиновного. От справедливости не скрыться, во вселенной нет ничего незаслуженного и безнаказанного — ни материального, ни духовного, и если не наказаны виновные, то расплачиваются невинные.

Этот дар, который я презирал, как постыдный, отвращал меня от проституток, но породил во мне желание в ответ на величие женщины. Желание, которое я считал непристойным, возникло не при виде ее тела, а от осознания, что великолепное тело излучает дух; я жаждал не ее тела, а ее личности. Я стремился овладеть не девушкой в сером, а женщиной, которая управляет железной дорогой.