Волны распространяются сами по себе. Переменное электрическое поле порождает магнитное поле, переменное магнитное поле порождает электрическое. Так и поддерживают друг друга – в пустоте.

Представьте себе человеческое общество, в котором этот «брак неба и земли» состоялся: всем знакомо чувство чуда, все щедро раскрываются навстречу любой новой идее и ни одну гипотезу не отбрасывают, если нет на то существенных причин, однако предъявляют строжайшие требования к доказательствам (и это для них тоже вторая натура), причем с не меньшей суровостью проверяют те концепции, которые лично им дороги, чем те, которые они могли бы отвергнуть равнодушно.

Эмоции имеются у всех млекопитающих и у многих других видов живых существ: страх, плотское желание, надежда, боль, любовь, ненависть, потребность в руководстве. Люди, вероятно, больше задумываются о будущем, но у нас нет ни одной уникально «человеческой» эмоции. С другой стороны, наукой никто, кроме нас, не занимается. Так с какой же стати утверждать, будто наука «обесчеловечивает»?

Наука кое в чем должна отличаться от других человеческих дел. Разумеется, и на ученых точно так же влияет культурная среда, и они тоже порой бывают правы, а порой нет (так происходит в любой сфере человеческой деятельности), однако наука отличается стремлением создавать проверяемые гипотезы, напряженным поиском того решительного эксперимента, который либо подтвердит, либо опровергнет новую идею, отличается страстностью споров по существу и готовностью отказаться от несостоятельных идей. Если бы мы не видели собственной ограниченности, не искали дополнительных данных, не проводили бы контролируемые эксперименты, если бы относились к фактам без уважения, то не имели бы путеводной нити в поисках истины. Оппортунизм и страх вынудили бы нас следовать любому идеологическому ветерку, и не было бы вечных ценностей, за которые мы могли бы уцепиться.

Кто принижает разум, пусть задумается, разумно или неразумно спорить с разумом, ибо если они спорят с ним на основании разума, то тем самым утверждают тот самый принцип, который ниспровергают, а если спорят без разума (а так им и следует, чтоб оставаться последовательными), то разумного спора не заслуживают.

Спонтанная ремиссия всех видов рака происходит с вероятностью от 1:10 000 до 1:100 000. Если хотя бы 5 % паломников отправились в Лурд с таким диагнозом, только «чудесных исцелений» рака должно было произойти от 50 до 500. Поскольку из 65 признанных исцелений далеко не все произошли у раковых больных, спонтанная ремиссия в Лурде происходит, видимо, реже, чем у больных, оставшихся дома. Разумеется, если бы вы оказались в числе 65 счастливцев, ничто не убедило бы вас в том, что не паломничество стало причиной выздоровления… Post hoc, ergo propter hoc.

Спонтанная ремиссия всех видов рака происходит с вероятностью от 1:10 000 до 1:100 000. Если хотя бы 5 % паломников отправились в Лурд с таким диагнозом, только «чудесных исцелений» рака должно было произойти от 50 до 500. Поскольку из 65 признанных исцелений далеко не все произошли у раковых больных, спонтанная ремиссия в Лурде происходит, видимо, реже, чем у больных, оставшихся дома.

Талейран говорил: «Важный элемент политического искусства – находить новые имена для институтов, которые сделались ненавистны под старым своим названием».

Время от времени мне шлют письма люди, вступившие в «контакт» с пришельцами. Мне предлагают «задавать любые вопросы». И постепенно у меня сложился списочек вопросов. Как мы знаем, инопланетяне продвинуты – дальше некуда. Поэтому я прошу: «Дайте краткое доказательство теоремы Ферма или гипотезы Гольдбаха». Я объясняю, что это такое, ведь на другой планете не знают имен Ферма и Гольдбаха. Я пишу уравнения, комментирую их – ответа нет. Зато на вопрос «Должны ли мы быть добрее?» ответ гарантирован.

Каждое поколение сокрушается об упадке образовательных стандартов. Один из самых старых текстов в человеческий истории, написанный в Шумере примерно 4000 лет тому назад, уличает молодое поколение в вопиющем невежестве по сравнению с отцами.