Если я таким образом поступлю, я уже не буду тем, кого, тебе кажется, ты любишь. Я буду человеком, бросившим жену и троих детей. Я буду презирать себя, и ты очень быстро станешь относиться ко мне соответственно.

С тех пор как начался их роман, он всегда спешил, бежал, выгадывал время там, где прежде этого не требовалось, – он стал атлетом, обгонявшим часовую стрелку, выкраивавшим то тут, то там час-другой, из которых складывалась небывалая и неведомая вторая жизнь.

На самом-то деле, мне нужен был психиатр, а моей жене - любовник.

Они покупали подержанные автомобили высшего класса, потому что новый автомобиль классом попроще не позволил бы им вздрочнуть своё несчастное эго.

Выручи. Вот важное слово в Монреале. Тут все хотят жить как при социализме, если речь идёт о них, и как при капитализме, когда мы говорим о других. Получается какой-то гибрид. Трёхчасовой рабочий день при круглосуточно работающих магазинах, при условии, конечно, что я не работаю в магазине. Человек человеку воду, если покусал ты, и принципы гуманизма, если куснули тебя.

Это невольное уважение породило ту скрытую власть, которую маркизе пришлось взять на себя, как ни пыталась она отбросить её бремя. Она была советчицей мужа, управляла его делами и состоянием. Это влияние, противное её натуре, было для неё своего рода унижением и источником терзаний, которые она затаила в своём сердце. Тонкое, чисто женское чутьё говорило ей, что гораздо лучше повиноваться человеку одарённому, нежели руководить глупцом, и что молодая супруга, принужденная действовать и думать за мужа, — ни женщина, ни мужчина, что, отрекаясь от своей злополучной женской слабости, она вместе с тем теряет и всю свою женственную прелесть, не получая взамен ни одного преимущества, которые наши законы предоставили мужчинам.

Ничего похожего на то невольное удовольствие, которое испытывает всякая женщина, даже самых строгих правил, когда узнает, что кто-то чахнет от любви к ней, не отразилось в померкшем, холодном взгляде Жюли. На её лице было написано отвращение, чуть ли не ужас.

Больше всего на свете миллионер Брюбль мечтает о двух вещах: о манде, и о том, чтобы установить в Монреале памятник Сталину.

Все иммигранты одинаковы. Всем им кажется, что хозяину до усрачки интересно, откуда они, как они, и какие разновидности их существуют. Так Виталик, мой напарник-засранец, что пятый день в себя прийти не может — а просто надо меньше жрать и мыть руки перед едой — всякий раз обиженно поправляет меня, когда я буркаю «Из России» на вопрос, откуда мы. Месье, мадам. Mon pay d'origin est l'ancien république sovétique qui se trouve entre la Romanie et l'Ucraine Notre nature est... Parmie nos les plus grand écrivains.... (Моя родина это бывшая советская республика, расположенная между Румынией и Украиной... Наша природа это... Среди наших самых известных писателей... - фр.). Самое обидное, что я засранца этому и научил, когда он попросил. Он и смысла не понимает! Твердит, как попугай! Ему всерьез кажется, что франко-канадцу не все равно, из какой части Союза мы сюда прибыли перевозить его вещи и подтирать его задницу... Какая наивность! Какой эгоцентризм!

Невозможно рассуждать с ревнивой женщиной: это бы послужило предлогом ещё для бесконечных разговоров. И потом я не знал, кого и к кому она, в сущности, ревнует. Трудно бывает определить чувства, которые порождает ревность. В общем, она ревновала всех ко всем, как это делают все.