Меланхоликом становишься, когда размышляешь о жизни, а циником — когда видишь, что делает из нее большинство людей.

Но время чудес прошло, а если они и случались, то разве что в худшую сторону.

– Ну вот, – сказала она, – мне семнадцать лет, и я помешанная. Мой дядя утверждает, что одно неизбежно сопутствует другому. Он говорит: если спросят, сколько тебе лет, отвечай, что тебе семнадцать и что ты сумасшедшая.

А я действительно похож на галлюцинацию. Обратите внимание на мой профиль в лунном свете, – кот полез в лунный столб и хотел еще что-то говорить, но его попросили замолчать, и он, ответив: – Хорошо, хорошо, готов молчать. Я буду молчаливой галлюцинацией, – замолчал.

У детей существуют два способа передвижения, один из которых утрачен большинством взрослых. Первый – это плестись и волочиться. Второй – это бежать вприпрыжку. Как правило, нормальный ребенок первым способом движется в школу, а вторым – обратно.

Первое – чудес не бывает.
Второе – исключения возможны, но только для злых чудес.
А если настало время злых чудес, то бесполезно оставаться добрым.

Неужели их молитвы, их слезы бесплодны? Неужели любовь, святая, преданная любовь не всесильна? О нет! Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце не скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной…

— Это не жизнь! — упрямо повторил Штольц.

— Что ж это, по-твоему?

— Это… (Штольц задумался и искал, как назвать эту жизнь.) Какая-то… обломовщина, — сказал он, наконец

– Это Гвин, – сказал Сажерук. – Если хочешь, можешь почесать ему за ушами. Он сейчас очень сонный, поэтому не укусит.
– А вообще он кусается? – спросила она.
– Во всяком случае, – сказал Мо, садясь за руль, – я бы на твоём месте держал от него руки подальше.