Мы ничего не смогли изменить. Кроме самих себя.

За год мы пересекли отметку в сто миллионов посетителей, наши публикации прочитали полтора миллиарда раз, одна из наших публикаций собрала миллион просмотров, наши фотоистории просмотрели 30 миллионов раз, видео — 13 миллионов.
Мы ликовали. Мы поверили в то, что победили. Мы подумали, что можем без помощи властных структур, без пиар-технологий и покупного трафика, без инвестиций и джинсы, без приглашенных звезд и эффективных менеджеров стать крупнейшим независимым СМИ в России. Мы были уверены, что изменили правила игры. Нам оставалось два месяца до конца.

Ещё пару дней сомневался, потом написал смс жене: "Кажется, я меняю билеты, приеду после приговора". Пришел ответ: "Ну меняй. Ты мне другой не нужен".

После скандала с соцсетями "Дождя" стало понятно, что так просто дальше работать не получится. В один из дней Галя принесла папочку, которую она получила от владельца "Афиши-Рамблер-Супа" Александра Мамута. Мамут же, в свою очередь, получил эту папочку от товарища Володина. В папочке были "компрометирующие", по мнению составителей, материалы на "Ленту.ру". Новостей там было немного, а вот распечаток "Вконтакте" и твиттера - предостаточно. Подборочка было и правда неплохая - мы с удовольствием проглядели наши лучшие посты.

Дагестанец Сулейманов, в принципе, не должен был попасть в "Ленту.ру". Дело в том, что на собеседование в редакцию он пришел в шляпе. Галя же была убеждена, что основных признаков нездоровой психики у человека два - застегнутая на самую верхнюю пуговицу рубашка и головной убор в помещении. Но чудо произошло, Султана приняли на работу. Не иначе, Аллах помог.

Любой работавший в "Ленте" знает, что обязанности там распространялись по принципу респираторных заболеваний.

Когда я глубокой ночью зашел проверить, как у нее дела, то обнаружил, что единственный редактор ночной смены сидит перед монитором и вяжет. Спицами. Считая петли и не глядя на экран. В этом было что-то настолько противоестественное, что я так и не нашелся, что сказать, просто тихонько вышел. Если бы она спала, употребляла наркотики или ушла домой, это было бы, конечно, неприятно, но обыкновенно. Однако она вязала.

— Тому, кого ты полюбишь, не отделаться малой кровью вроде пытки театром и свадебной церемонией. Ты устроила бы ему настоящий ад.

существует некий предел, до которого можно выдерживать боль. Пока существует этот предел, настоящей боли нет…

— Ты меня понимаешь. Никто больше не понимает. И ты меня любишь.
— Беззаветно. Когда не слишком занят.