«Кто бы мог подумать, что ты доживешь до такого дня?»
Дуло презрительно глянуло ему в глаза. Павел положил револьвер на колени и злобно выругался.
«Все это бумажный героизм, братишка! Шлепнуть себя каждый дурак сумеет всегда и во всякое время. Это самый трусливый и легкий выход из положения. Трудно жить – шлепайся. А ты попробовал эту жизнь победить? Ты все сделал, чтобы вырваться из железного кольца? А ты забыл, как под Новоград Волынском семнадцать раз в день ходили в атаку и взяли таки наперекор всему? Спрячь револьвер и никому никогда об этом не рассказывай! Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной».

Виктор Палыч жил в роскошной стометровой квартире, бывшей коммуналке, которую никогда и ни за что не узнали бы те шестнадцать горемык, которые ютились здесь раньше. Квартира Антибиотика была уголком Запада в Советской России. Говорят, кто-то из заезжих воров в законе попытался как-то предъявить эту вызывающую роскошь Антибиотику, потому что не по воровским понятиям было жить в богатстве. Виктор Палыч якобы в ответ только презрительно скривил губу и ответил: «Это, любезный, вы у себя на воровских толковищах предъявы друг дружке делайте! А я не вор, я коммерсант и предприниматель, человек тихий, комфорт и покой любящий. И очень сердящийся на тех, кто на эту мою усладу стариковскую свое хайло разевает… Хайло-то ведь и зашить можно, чтобы не вякало…»

Когда вопрос стоит так: убить или быть убитым, то даже человек, не склонный к насилию, ответит на него однозначно.