Летом дядя Федот самолично повёл плот с рудой в Кусью и на пороге перевернул. Этот порог прозвали Федотовским.

Койва ниже Бисера была уже большой рекой, хоть и поменьше Чусовой. Однако по приплёскам она так была завалена буреломами нечёсаных лесов, таких навертела петель и излучин, так бурлила частыми перекатами, вся усыпанная по дну валунами, что показалась Осташе какой-то неподходящей для сплавного дела, а потому случайной, несерьёзной, полоумной рекой.

Откуда в тебе эта лютость-то? Ты сам-то хоть раз в сече мечом махал или только на думе в бобровую шубу злого духа стравливал?

Как же управлять такой ордой? – пораженно думал Михаил. Чем же прокормить такую бездну праздного народа? И сразу вставала перед глазами картина: из Москвы, как из переполненной щелястой бочки, хлещут тугие струи полков во все пределы Руси и там без совести и сытости рвут куски из зубов, сдирают с плеч одежду, выворачивают карманы, чтобы привезти добро сюда, в этот самый большой, самый красивый, самый жадный и жестокий город вселенной.