— Постарайся погрузиться в глубину моей идеи, — попросил Упорова Мирон, окончивший с отличием Казанский университет. — Воровской век кончился. Они уже доедают сами себя. Грядет век сучий, хотя мне и не нравится это название. Поджог, ограбление церкви станут рядовыми преступлениями в обществе будущего, школьники начнут грабить школьников, родителей. Потомство тех, кто выйдет из лагерей, пойдет по их стопам, и постепенно людей, желающих взять, станет больше, чем тех, кто может производить. Производители вымрут быстро. На планете образуется государство ссученных воров! За нами потянется

– А где вы успели нажить себе так много врагов?
– Для этого не надо быть гением. Делай свое дело, говори правду, не подхалимствуй, – и этого вполне достаточно, чтобы любая шавка облаяла тебя из-под каждого забора.

«Совесть человек потерять может, смерть никогда не потеряет!»

Тысячи двуногих существ, утративших само понятие о тепле и уюте, таскали свои ссохшиеся души в продрогших телах от грязного, промозглого барака до изнурительной работы в промороженной шахте и обратно, проклиная жизнь и одновременно цепляясь за нее всеми доступными и недоступными средствами.

Хорошо засыпать при молитве, приятно прощать кающихся… И все-таки, чтобы быть сытым, надо убить зайца. Чтобы стать свободным, надо убить в себе жалость или хотя бы распрощаться с ней на время.

Наверное, он слишком быстро состарился, потому что ему ужасно надоедало, когда люди, вместо того чтобы делать дело, начинают через это дело самовыражаться. Трудно уже было жить, когда самовыражались официантки, принося заказ, когда самовыражались охранники, открывая ворота, когда самовыражались водители, пролетая сквозь перекрёстки. Что же такое столь жестоко угнетало их в повседневной жизни, вынуждая компенсироваться на других и на исполняемой работе?… А Моржова ничего не угнетало. И ему хотелось жить как-то попроще.