теневел башкой.

Скоро все было прибрано, как на лужайке теней. Зоя

Ира стала даже сниться ей, словно девочка, как змея, вползала внутрь ее собственного бытия, слилась с ним, и обе они — Ира и Люда — выли вместе в ночи: от страха и блаженства быть, покрываясь смертным потом, словно приближался к ним — в ночи — грозный призрак, готовый остановить их сердца.
Люда и сама — в полусне, в полубреду — хотела бы съесть собственное сердце — от наслаждения жизнью и чтобы чувствовать в своем нежном рту его блаженный стук. «Кругленький ты, как земной шар», — стонала она во тьме, прижимая руки к груди, где билось оно.

«Где мальчик-то, где мальчик?» — бредила Люда порой во сне. Тьма ночная тогда наступала на нее, и видения в мозгу путались с мистически-тревожным биением собственного сердца. Плоть превращалась в дрожащую воду, в которую смотрели звериные призраки. И только возвращение из сна к дневному блистательному Я — спасало ее от привидений.

Люда чуть-чуть ушиблась о пенек и с нежностью подумала о боли — ведь все равно это мое бытие, мое ощущение…

И безграничное, всеохватывающее чувство самобытия захлестнуло ее. Она поглядела издалека на кладбище. «Какой бред» — почти сказала она вслух.
Все для нее как бы распалось на три части: на так называемый мир, далее — родная, но непостижимая до конца Россия, и, наконец, ее вечное «я», скрытое в глубине ее души…
С этого момента произошел сдвиг.

мир этот, планета, казался Люде подозрительным чуждым, словно в чем-то он существовал по какой-то дьявольской программе. А Россия, ее родная Россия — в ее глубине, в ее тайне — была явно нечто другое, чем этот мир, хотя внешне она как-будто входила в него, как его часть.

Все дальнейшее прошло как в тумане: и стоны родителей Лени, и похороны, напоминающие обряд брака наоборот, словно умерший венчался с пустотой, и сам громоздкий, вместительный крематорий — все это словно происходило на Марсе или во сне, но во сне на Луне, а не здесь.

Он все трупел и трупел, все больше уходя в свою трупность, и слезы уже не лились из его глаз.

высох язык, ушли в небытие губки, ум исчез в одну точку…