Он все трупел и трупел, все больше уходя в свою трупность, и слезы уже не лились из его глаз.

высох язык, ушли в небытие губки, ум исчез в одну точку…

я одинок, как крыса, поющая на льдине…»

Посматривая на Смолина, Валя говорил:
— Вся жуть в том, что вы, Ларион, не можете найти предмет для своей любви. Вас преследует неведомая эротика, секс неизвестно к кому… Это неизвестное — не мужчина, не женщина, не человек и не дух. Оно скрыто от вас. И вы никогда не узнаете, кто это.
Лысина Лариона слегка побелела от смеха и злости, и тем не менее он как-то согласно кивал головой.
— Не думайте, что это дерево или куст. Вы никогда не поймете, к кому вас влечет…Бедный Ларион, ищите и не обрящете…

— Перед смертью, или между жизнью и смертью, — продолжал голос, — бывают особые моменты и подаются некоторые знаки… Для посвященных эти знаки и явления — ключ к спасению, и они знают, что делать. Но в обычных случаях после эйфории наступает роковое падение. И вот когда все оборвано, тогда картина резко меняется. Одна из сфер смерти — самая близкая к материальному миру, и пожалуй, самая мрачная и жуткая. Она полна различного рода формациями (или существами, если хочешь) чисто вампирического порядка. Так вот они попросту, переводя всю ситуацию на грубый язык, начинают «жрать» (не нашим способом, конечно). Во мраке. Они питаются определенными человеческими оболочками, то есть едят живьем отошедшего в иной мир полуматериального уже человека. Конечно, высшее: сознание, ментальный план, и более тонкие оболочки они не могут затронуть — они жрут только то, что принадлежит их сфере…

Самая лучшая позиция: бесстрастного наблюдателя.

Как почти всякий человек, интересующийся покойниками, он истерически любил жизнь, особенно свое бытие в ней, и не отделял это бытие от блаженства.