Красный свет

М. Кантор, как зеркало русской революции.

“Красный свет” — “Война и Мир” сегодня.

Книга Максима Кантора Красный свет – Вот уж правда – большая книга! Да еще и не целая книга, а только фрагмент.

"Сопоставление имени великого художника с революцией, которой он явно не понял, от которой он явно отстранился, может показаться на первый взгляд странным и искусственным. Не называть же зеркалом того, что очевидно не отражает явления правильно? Но наша революция - явление чрезвычайно сложное; среди массы ее непосредственных совершителей и участников есть много социальных элементов, которые тоже явно не понимали происходящего, тоже отстранялись от настоящих исторических задач, поставленных перед ними ходом событий. " -- В.И. Ленин - Лев Толстой как зеркало русской революции. Пролетарий, 1908, 11(24) сентября, № 35

Проще всего было бы сказать: роман Кантора — графомания и успокоиться, “тем более, что так оно и было”. И тем не менее, это далеко не только графомания. Да, автор Красного Света – очень плохой писатель. Он бесконечно повторяет одни и те же приемы: почти дословно повторяются ужасы, которыми он хочет воздействовать на сознание читателя, видимо не знает, что повторение сильно действующего пассажа ослабляет, а не усиливает воздействие. Он безумно многословен. Его историософские рассуждения утомительно многочисленны, продолжительны и однообразны.

Но я считаю, что все это надо ему простить. Потому что не в золотом и не в серебряном веке русской литературы живем мы с Кантором. Потому что тексты, от которых танцует Кантор — это не Повести Белкина и не Петербургские Повести, а, скорее всего, Красное Колесо. Мы ведь сейчас даже не в бронзовом веке русской литературы, а во вполне каменном. Тут уж необходимо лирическое отступление, тем более, что учитывать это надо в оценке не только “канторовского множества” букв, но и в оценке других авторов. См. Каменный век.

Тут надо заметить, что уже то, что текст Кантора попал в финалисты “большой книги“ интересно и совсем не случайно. Дело в том, что именно его историософия поместила его в отдельную категорию книг, пытающихся как-то ответить на события в обществе, в категорию “зеркал русской революции”. То, что судьи захотели отобрать в финалисты что-то из этой категории, не удивительно и не примечательно. Примечательно то, что текст Кантора в этой категории оказался наименее плохо написанным. Входить в детали не попавших в финал текстов тут просто невозможно, но это действительно так, и очень интересно.

Итак, читателю каменного века неизбежно приходится относится к современным произведениям с огромным запасом снисхождения, потому что плохо написано практически все, и писать плохо сегодня это еще не так страшно, куда хуже писать никак, а вот в этом уже Кантора не обвинишь.

И повторы, и бесконечные историософские рассуждения роднят Кантора с другим графоманом: Л. Н. Толстым. Роднят их и некоторые приемы. Как и Толстой, Кантор не стесняется изображать враждебные ему персонажи не как людей, а как чучела, боксерские груши. Чем собственно его изображения деятелей оппозиции хуже толстовских Элен, кн. Василия или салоны А. П. Шерер? Ровно тот же прием, и так же красиво, как положительные герои Толстого, смотрится не вполне безмозглый следователь на фоне карикатур, которым в разуме отказано, а оставлены только условные рефлексы. Удивительно похожи и начала Войны и Мира и текста Кантора. Там безмозглая болтовня по французски в петербургском салоне – тут столь же безмозглая – на приеме во французском посольстве.

Правда, надо отдать должное графу, кроме тупых карикатур он пишет и о том, что сам любит и знает – тут и Наташа, и охота, и Пьер, и даже военная служба, и много еще чего. В отличие от Толстого у Кантора я не заметил ничего о чем бы он писал с любовью. Мало того, он еще и не знает многого, о чем пытается писать. Совершенно беспомощно выглядят его военные главы, не там где общие рассуждения, а там где люди. Пока читал о похождениях воров между линиями фронта, все время было ощущение, что я это уже где-то видел. Потом сообразил, ведь чистое фэнтази, типа путешествия по Мордору, и даже Голлум-людоед за ними ходит, щас сожрет, а они и не собираются, а режут немцев-гоблинов. Там есть одна смешная деталь. До этих воров доходят слухи, что немецкие мотоциклисты по Новорижскому шоссе уже въезжали в Москву. Вот это Новорижское шоссе в 1941 меня сначала восхитило – какой очаровательный сюр. Только боюсь, не сюр это вовсе, а чисто лажа у Кантора.

И тем не менее, тем не менее... Зачем же ты все это прочел, спро́сите? Дело в том, что Кантор, при всей нечестности своей полемики, сам с собой честен. Он действительно хочет понять и когда ему кажется, что понял, хочет рассказать, что именно он сам понял и убедить собеседника. В этом вся его историософия и этим она разительно отличается от тех, кто вписался в какой-то лагерь и гордо носит мундир. Вот эта работа его духа и интересна и поучительна, хотя, конечно, его желание непременно убедить, а если не удается, то опустить, губительно для художественной прозы. А кроме того, очень может быть, что он в чем-то и прав. Можно конечно не читать Кантора, вот ведь не читали в начале 90х интеллигенты “тупой, злобный, параноидальный” Наш Современник, а может быть, если бы читали, не устроили бы себе своими руками диктатуру жуликов и воров.