Краткая история пьянства от каменного века до наших дней: Что, где, когда и по какому поводу

Сухой закон в Америке сработал на ура, и не верьте, если вас будут убеждать в обратном. Когда в 1933 году отменили действовавшую 13 лет Восемнадцатую поправку к Конституции, большинство ее сторонников сошлись во мнении, что она сослужила обществу прекрасную службу и задачу свою выполнила отлично.

У государства возникала зависимость от доходов с продажи спиртного — то есть от алкогольной зависимости населения. В большинстве стран старались употребление спиртного в той или иной степени ограничить — борясь с криминогенной обстановкой, волнениями, распадом семьи и циррозом печени. У Российского государства все эти соображения перевешивал приток денег в казну. Соответственно в 1914 году Николаю II пришлось выбирать между трезвостью и доходом, и, сломав 400-летнюю традицию, он обрушил монархию, опиравшуюся на зависимость населения от водки.
В ее повсеместном употреблении ничего случайного не было[64]. Водку продвигали в ущерб менее крепким конкурентам. История пития в России — это лондонское джиновое безумие в зеркальном отражении: правящий класс страшно боялся, как бы народ не протрезвел. Российская история знает лишь две серьезные антиалкогольные кампании — горбачевскую и николаевскую.

Но применительно к России эти выходки важны не только ввиду устойчивого повторения одного сценария на протяжении 500 лет, но и потому, что в подобном обращении с приближенными отражалось обращение российских государей со своим народом. И виноват во всем Иван Грозный.
В 1552 году царь осадил и завоевал татарский город Казань. Топя население в крови, он все-таки успел взять на заметку впечатлившие его государственные питейные заведения — кабаки. Татарские ханы не просто облагали спиртное налогом, они присваивали всю выручку. Грозный поспешил обратно в Москву и в ознаменование победы построил собор Василия Блаженного. А еще объявил все питейные заведения на Руси государевыми.

Ивана Грозного (1530–1584), первым сообразившего использовать пьянство как рычаг политического контроля над ближайшим окружением. Он тоже заставлял бояр пить:
и пока все до бесчувствия или до неистовства не напьются, они [приспешники Грозного — М. Ф.] другие и третьи чаши предлагают, а тем, кто не хочет пить и беззакония творить, угрожают различными наказаниями, а царю вопят: «Этот и этот, имярек, не хочет на твоем пиру веселым быть, они тебя и нас осуждают и насмехаются над нами, как над пьяницами, будучи лицемерами!»[61]
Грозный свои намерения маскировать даже не пытался. На его пирах нередко сидели писцы, которые по его приказу фиксировали все, что спьяну говорили приглашенные. Наутро записанное зачитывалось вслух перед проштрафившимися, и те получали заслуженное

Сталин заставлял всех пить, пить и еще раз пить — отказы не принимались и тут. Хрущев вспоминал:
Почти каждый вечер раздавался мне звонок: «Приезжайте, пообедаем». То были страшные обеды. Возвращались мы домой к утру, а мне ведь нужно на работу выходить. <…> Для того, кто дремал у Сталина за столом, это кончалось плохо[60].
Сталин просто творил со своими подчиненными то же, что Советы творили со всем остальным народом. Пакт Молотова — Риббентропа в 1939 году отмечали застольем, на котором было произнесено двадцать два тоста еще до того, как принесли еду. Однако на частных обедах у Сталина атмосфера приближалась к инфернальной. Сталин хохотал до слез, когда Берия изображал предсмертные хрипы Зиновьева, убитого по сталинскому приказу. Вождь выбивал трубку на лысину Хрущева, а потом заставлял плясать гопак. Заместителя наркома обороны всякий раз сталкивали в пруд.
Сам Сталин пил мало. По крайней мере намного меньше своих гостей — к тому же ходили слухи, что вместо водки у него в рюмке была простая вода. Берия попробовал провернуть такой же фокус, но его изобличили. В конечном итоге он выработал смиренно-философский подход: «Надо скорее напиться. Когда напьемся, скорее разойдемся. Все равно так он не отпустит».
Смысл заключался в том, чтобы унизить членов политбюро, стравить их друг с другом и развязать языки.