Мы здесь

Доун не видела, что все то время, пока она прихорашивала классную комнату, с ней там находились трое – двое мужчин и одна женщина, все, как один, высоченные и худющие. Они то поглядывали на учительницу из углов, то стояли у нее за спиной, то подходили вплотную, окружали и втихомолку потешались, делая вид, что обтирают о ее кофточку руки.
Не знала и того, что сейчас вся троица по-прежнему сидела рядом, на заднем сиденье ее машины.

Этот вот листок тоже был с изображением, но впечатление такое, что его сделал не ребенок. Лицо было нанесено черным мелком: неправильной формы овал, буравчики глаз, загогулины носа, ушей и острый, треугольником, рот, призванный изображать улыбку.
Между тем при более близком и пристальном взгляде становилось заметно, что линии на картинке прерывистые и неровные, как будто сам процесс изображения давался рисующему с трудом, а удерживать в руке мелок ему стоило немалых усилий.
Детских рисунков с изображением лиц Доун перевидала великое множество. Одним из первых заданий детям в начале учебного года у нее было нарисовать автопортрет. Вы не поверите, какое количество сведений о ребенке можно из него почерпнуть – от уровня его навыков и умения использовать цветовую палитру до размеров лица относительно страницы. Но изображений такого характера она прежде не видела. Сильные текучие линии предполагали длинные неопрятные волосы – совсем не как у детей, у которых они или получаются чересчур прилизанными, или же, наоборот, смотрятся дикими каракулями. Выражение лица, в общем-то, напоминающее улыбку, было до странности зловещим, а глаза… искушенными, что ли? Они словно ввинчивались в того, кто смотрел на рисунок, в то время как рот на портрете кривился в развратной ухмылке.
Словом, ребенка, увидевшего такую образину в реальной жизни, не мешало бы сводить к школьному психологу. И как можно скорее. Кошмар какой-то!