Мы

— Моя точка зрения такова, — сказал я. — Посади среднего человека в комнату, где есть кисти для рисования или камера, предоставь ему сцену, дай карандаш и бумагу, и он непременно чего-нибудь да достигнет. Возможно, это будет неумело, бездарно, непрофессионально либо, наоборот, обнаружит некий потенциал, но любой, буквально каждый, может сварганить картинку, или стишок, или фото, или нечто в этом роде. Но посади этого человека в комнату с центрифугой, лабораторным оборудованием и химикатами — и он не произведет ничего, ничего стоящего, ну разве что… куличики из песка. И все потому, что наука основана на методологии, она требует рвения, прилежания и усердной учебы. Она гораздо сложнее. Просто сложнее. Факт есть факт.

Взять, к примеру, судьбу среднего класса, к которому мы с Алби принадлежали по праву рождения, а Конни, несмотря на ее протесты, благодаря замужеству. И буквально в каждом исследовании говорилось, что средний класс обречен. Глобализация и победная поступь новых технологий уже нарушили защитную обмотку некогда надежных профессий, а 3D-принтеры в ближайшее время уничтожат последние промышленные производства. Интернет вряд ли поможет найти другое место; и где тогда окажется средний класс, если двенадцать человек будут обеспечивать функционирование гигантской корпорации? Я не коммунистический проповедник, но даже самый ярый адепт рыночной экономики не может не признать, что рыночные механизмы капитализма вместо того, чтобы нести населению достаток и процветание, фантастически увеличили пропасть между богатыми и бедными, вынуждая мировой рабочий класс заниматься небезопасным, неконтролируемым, нестабильным, низкооплачиваемым трудом и обеспечивая прибылью лишь узкую прослойку элиты, состоящую из бизнесменов и технократов. Профессии с так называемой гарантированной занятостью мало-помалу теряют свой статус; поначалу это были шахтеры и работники судостроительных и сталелитейных заводов, скоро таковыми окажутся банковские служащие, библиотекари, учителя, владельцы магазинов, кассиры супермаркетов. Ученые, возможно, и выживут, если, конечно, правильно выберут специализацию, но вот что станут делать таксисты, если такси будут управляться автоматически? Как они прокормят своих детей или обогреют свои дома и что произойдет, когда разочарование сменится гневом? Ну и естественно, не следует забывать о терроризме, абсолютно неразрешимой проблеме религиозного фундаментализма, росте праворадикального экстремизма, безработице среди молодых и отсутствии пенсионного обеспечения у пожилых, ненадежности и коррумпированности банковской системы, несоответствии медицинского обслуживания населения количеству больных и престарелых, непредсказуемом воздействии на окружающую среду беспрецедентного использования интенсивного животноводства, борьбе за ограниченные ресурсы продовольствия, воды, газа и нефти, изменении направления Гольфстрима, разрушении биосферы и статистической возможности глобальной пандемии.

Самолет взлетел точно по расписанию, и я, словно ребенок, прильнул к иллюминатору. Воздух был чист и прозрачен, ни намека на облака, и я про себя отметил, что человек наконец получил уникальную возможность посмотреть с высоты на лежащую как на ладони землю, чем, должно быть, чрезвычайно гордится. Но тогда почему пассажиры читают журналы, а не любуются этакой красотой?! Вон тут горы, сквозь которые я проезжал всего два часа назад, а вон там — Корсика с ее четкими очертаниями, болотно-зеленое пятно на синем фоне. Но вот Средиземное море осталось позади, и моему взору открылась восточная часть Испании — обширные равнины пыльной земли; пустыня в Европе. Испания с высоты кажется бескрайней. Неудивительно, что здесь когда-то снимали вестерны. Интересно, а как все выглядит вблизи и удастся ли мне когда-нибудь это узнать? Теперь, когда мое путешествие близилось к концу, я вдруг снова ощутил дух странствий. Причем я отнюдь не был уверен, что хочу вернуться домой, хотя моя миссия и подходила к концу.

Время не обманешь, и мы постарели. Раздались вширь и обвисли самым непредсказуемым образом, что было даже комично, поскольку в душе мы по-прежнему чувствовали себя молодыми, а наш сын при этом рос не по дням, а по часам. Мало-помалу у нас стало накапливаться лишнее барахло: пластиковые игрушки в огромных количествах, книжки с картинками, самокаты, трехколесные велосипеды, двухколесные велосипеды, туфельки, нижняя одежда, курточки и прочие ненужные вещи, расстаться с которыми мы были не в силах. Мы с Конни один за другим разменяли пятый десяток, и хотя мы отлично понимали, что нам вряд ли еще понадобится стерилизатор для бутылочек или лошадка-качалка, мы поймали себя на том, что у нас не поднимается рука их выбросить, а вещей между тем все прибавлялось: тут и пианино, и игрушечная железная дорога, и замок, и коробчатый воздушный змей сложной конструкции.

Потому что еще в раннем детстве и отрочестве я составлял список банальных и действующих на нервы замечаний, которые поклялся не произносить, когда стану взрослым. Все дети пишут такие списки, и все списки в своем роде уникальны, хотя, без сомнения, в них можно найти много общего. Не трогай это, испачкаешься! Напиши благодарственные открытки или больше никаких подарков! Разве можно выбрасывать еду, когда в мире столько голодных людей?! И на протяжении всего детства Алби эти фразы вольно или невольно у меня вырывались. Больше никакого печенья, испортишь себе аппетит! Убери свою комнату! Тебе ДАВНЫМ-ДАВНО пора быть в постели! Не СМЕЙ больше спускаться вниз! Да, тебе действительно надо погасить свет! И чего, скажи на милость, тебе бояться? Не реви! Ты ведешь себя как маленький. Я же сказал тебе, прекрати реветь! Не. Смей. Реветь!