Праведный палач

После того как взрослый Майстер Франц публично высек двух братьев-подростков, «воровавших кое-где на рынках», они действительно исчезли из криминальных хроник Нюрнберга46. Чаще, однако, публично униженные и изгнанные правонарушители, теперь навсегда отрезанные от своего социального окружения и родных, просто возвращались к единственному образу жизни, который был им знаком, и продолжали красть в другом месте, часто поблизости от городских стен или даже в самом городе

Важнее всего для молодого Франца Шмидта было то, что «Каролина» одобрила подробные указания Бамбергcкого уложения касательно работы каждого судебного чиновника, включая и заплечных дел мастера, которого отныне стали именовать палачом (Nachrichter, буквально — «тем, кто после судьи») или «острым судьей» (Scharfrichter, то есть «вершителем суда с мечом в руках»)42. В кодексе настоятельно рекомендуется, чтобы постоянные оклады для этих «достойных людей» были дополнены системой доплат за различные виды казней, при этом наибольшее вознаграждение полагалось за потрошение и четвертование. «Каролина» также официально гарантировала профессиональному палачу иммунитет от любого народного или судебного возмездия за его работу и требовала, чтобы суды оглашали этот статус при каждом разбирательстве. Жестокие, коррумпированные или профессионально непригодные в силу любых других причин палачи должны были быть немедленно отстранены и соответствующим образом наказаны. Наконец, чтобы предотвратить своевольное или иное необоснованное применение физического насилия, новые имперские указы содержали обширные инструкции о том, какие доказательства могут считаться достаточными для производства

Аугсбург и Нюрнберг стали первыми городами, в которых советники пришли к выводу, что для более эффективной борьбы с преступностью необходим штатный специалист, обученный методам судебного допроса (включая пытки) и исполнения смертных приговоров. Повышение палача до статуса постоянного городского служащего помогло узаконить его работу, ставя в один ряд с писцами и муниципальными инспекторами, а не с наемными солдатами с их «злой неуемной страстью проливать человеческую кровь»37. Предлагая городскому палачу долгосрочный контракт, местные власти покупали гарантию контроля над этим вершителем их возросших правовых амбиций. К началу XVI века имперская тенденция найма постоянных палачей уже казалась необратимой.
Однако окончательная трансформация заплечных дел мастера, выполняющего разовые заказы, в палача с постоянным жалованьем, как и развитие самого уголовного права Германии, растянулась на несколько поколений и все еще не была завершена ко времени рождения Франца

Момент и удача имеют значение для всякого личного успеха. Францу Шмидту посчастливилось — его зрелость совпала со временем, которое историки теперь называют «золотым веком палачей». Подобное стечение обстоятельств было кульминацией очень долгих и глубоких изменений в германском уголовном праве, которые происходили как минимум в течение двух веков. Со времен Римской империи германские народы относились к большинству преступлений как к частным конфликтам, которые должны разрешаться при помощи финансовой компенсации (вергельда) или традиционного наказания, такого как отсечение конечности или изгнание. Государственные должностные лица, число которых было незначительным вплоть до позднего Средневековья, обычно играли роль арбитра, обеспечивая последовательность процедуры, но оставляя право на возбуждение дела, судебное разбирательство и вынесение приговора старейшинам или местным присяжным. Основная цель при такой отстраненной позиции состояла в том, чтобы остановить кровную месть и непрекращающееся насилие, а вовсе не наказать всех злоумышленников, что было бы одновременно чуждой и неосуществимой задачей для чиновников. Обычно родственнику жертвы убийства позволяли самому казнить

Клеймо позора, стоявшее на профессии Генриха Шмидта, могло вызывать непредсказуемые реакции, что создавало хрупкую и непрочную социальную атмосферу между членами его семьи и их соседями в Бамберге. Как и другие невнятные социальные концепты — вспомним хотя бы знаменитый американский «средний класс», — понятие «порочности» палача интерпретировалось разными людьми и общинами по-разному: когда избирательно, а когда и вовсе злонамеренно. Прибывший из Любека купец мог быть шокирован тем фактом, что аугсбургский палач не только жил в центре города, но еще и регулярно принимал в своем доме благородных людей, разделяя с ними трапезу. В другом городе, напротив, могло быть сочтено достойным сожаления, но ничуть не удивительным, что жена некоего палача умерла при родах лишь потому, что повитуха отказалась войти в ее дом. Случалось и так, что всеми уважаемый палач мог иметь «очень много друзей в округе» и все же после его смерти ни одна живая душа не соглашалась нести гроб на похоронах35