«Моменты счастья»: книга – концентрат хорошего настроения

Я иду по Большой Дмитровке в субботу вечером. Народ тусуется. Всем страшно весело. Тепло, темно, лето. А я такая – одна. И пошла пешком, чтобы посмотреть на Москву не из окна автомобиля, а – вживую. Иду, а сзади рядом едет велосипедист. Он меня в лицо не видит, в спину говорит: «Хотите, подвезу?» Прикалывается мальчик. Я оборачиваюсь и говорю: «Нет проблем, поехали». И он видит, с кем имеет дело. «Не может быть». – «В такой вечер. как сегодня, всё может быть». – «А как я вас повезу?» – «А зачем предлагали?» В результате он поехал на прямых ногах, то есть не садился на сиденье, а я села. Ноги у меня очень длинные, это я себе комплиментик сделала сейчас, поэтому пришлось их держать на прессе. Я таким уголком ехала. А он, бедный такой паренёк, тянул этот велосипед со всеми моими шестьюдесятью четырьмя килограммами. И это был тёплый вечер, такая бабья осень, и вокруг люди, и эта улица, и я еду, ноги у меня уголком, я еду по Большой Дмитровке. И наступило абсолютное счастье.

Май 1998 года. Санкт-Петербург. Я – третьекурсница театрального института, репетирую роль Джульетты. У меня ничего не получается. Мастера говорят: «у Анечки то не так», – про другую исполнительницу – «у Юлечки это не так, а у тебя, Алиса, вообще всё не так». И когда я слышу эту фразу, я выбегаю, бегу по Моховой и плачу. Бегу в сторону Дворцовой площади, оказываюсь на стрелке Васильевского острова – самом красивом месте Петербурга, как мне в тот момент кажется. Никого нет вокруг.

Дождь уже идёт сильный, ливень. Нева – огромная, у неё сильные-сильные волны.

Я стою на самой стрелке, одна, никаких туристов нет. Грохочет гром, уже вечер, сильный ветер. С одной стороны, мне очень страшно, потому что кажется, что меня сейчас смоет волной, этой огромной волной, вот ещё немножко... и я уже вся мокрая от брызг, от молнии, от грозы. И мне кажется, что если молния попадёт в ростральную колонну, то она обязательно попадёт в меня. Я всё это наблюдаю. И думаю: «Боже мой, вот же оно, настоящее единение с природой, со стихией. Теперь нас двое – я и стихия, я и Нева, я и ливень, я и гром, я и молния, это всё я. Это часть меня, и я – часть этого.

И в эту минуту понимаю, что я очень счастлива.

11 февраля 1980 года был премьерный показ моей картины «Москва слезам не верит». Мы вышли из кинотеатра «Россия» на Пушкинской площади. И пошли праздновать: Баталов был, Алентова, Муравьёва, Рая Рязанова… много народу, все члены нашей съёмочной группы. Вообще-то это означает прощание с картиной: сняли, и теперь надо думать о новой картине. Но не этот день был моментом счастья, о котором я хочу рассказать. Он случился двумя днями позже, 13 февраля.

Жил я тогда далеко, в Олимпийской деревне. И приехал по делам в центр. Поднимаюсь на улицу со станции метро «Тверская» и не могу понять, что происходит: запружена народом вся Пушкинская площадь. Буквально вся – плотно стоят люди и вокруг много народа. Я не сразу понимаю, что происходит. Может быть, разгоняют митинг диссидентов? Может быть, «выбросили» дефицит в каком-то магазине? Пока я не осознаю, что это очередь на мой фильм! На моё кино, которое я делал в муках и с большим внутренним самоедством! И вот вдруг на него стоит зимой огромная, на пять часов, очередь!

Я почему-то очень подробно помню этот момент.

Вильнюс. Мне семь лет. Я иду по улице, которая идёт от дома к театру. Это очень близкое расстояние. И очень красивый путь по мощёным улочкам, мимо любимых домов с историями, с запахом свежих булок и ароматом кофе – тогда напитка для взрослых. И вот я иду и вижу, как радостные дети катаются на санках с горки. А моя дорога как раз шла за горкой.

Я останавливаюсь и смотрю на них. Смотрю и думаю: «Эти ребята и не знают, какая я счастливая, потому что, может, они и катаются на этих санках, а я иду играть в театр, и вот это – настоящее счастье». Это, конечно, немного странная мысль для ребёнка. Но так всё и было.

Мне исполнилось двадцать шесть, и я уже три месяца встречалась с прекрасным молодым человеком <…> Мы поехали в первое совместное путешествие. И это был Стамбул. В  Стамбуле – весна. На улице торгуют такими специальными булочками с кунжутом, они называются «симит». Их выкладывают в такие большие колонны и носят на голове. И у Саши внезапно образуется концерт с группой, в которой он тогда играл, и он улетает на день раньше. Существует такой род острой и сладкой тоски по человеку, который был с тобой только что – и вот он уехал, и ты остался один.

У меня ещё один день в Стамбуле, и я решаю поплыть на пароме на Принцевы острова, это в полутора часах езды. И там когда-то было место ссылки богачей, попавших в опалу, и знати, с которой больше не хочет работать высшее руководство. В итоге это превратилось в место таких запущенных роскошных дач. Это несколько островов, и я плыву на пароме туда, приплываю. Бююкада – так называется этот остров. Там никого нет, потому что сюда все приедут только в мае. Здесь такие обшарпанные, не покрашенные ещё заново (к новому сезону) огромные виллы пустующие, птицы, огромное количество кошек и при этом такой морской уют. То, что казалось бы в большом городе распадом, тут – такой курортный неспешный уют... Там нет автомобилей, но есть конки и люди на мотороллерах. И все, кто ездит, – на лошадях. Я провожу там день. Трачу четыре чёрно-белые плёнки, потому что там невозможно перестать фотографировать – всё какое-то одновременно из старого кино и очень нездешняя и издалека к тебе пришедшая с этими кошками, с этими горячими сырными лепёшками, которые можно идти и есть, и чайками на крышах – красота. И поскольку я только что проводила любимого, мне очень хочется с ним поделиться, я знаю, что эти четыре фотоплёнки отложенного такого счастья: когда я их проявлю, я буду ему показывать, и он увидит, какую красоту он пропустил. И это был момент, даже не момент, а часов, наверное, семь такого интенсивного счастья, что я до сих пор вспоминаю и покрываюсь крупными-крупными мурашками.