Ю Несбё, Борис Акунин, Сергей Лукьяненко, Евгений Водолазкин, а также Набоков, Высоцкий, Бродский, Толкин и насмешник Оскар Уайльд – у каждого из них есть своё мнение о любимой игре миллионов.
Казалось бы, авторы популярных книг должны любить то же, что и народ – в этом секрет их массового успеха. Ан нет! Борис Акунин и Сергей Лукьяненко относятся к любимой игре миллионов с большим скепсисом. Зато слывущие снобами и эстетами Владимир Набоков и Иосиф Бродский сказали немало хороших слов о футболе. Более того: многие писатели сами охотно выходят на поле, как, например, Евгений Водолазкин. А некоторые из них едва не стали профессиональными футболистами – подобно Ю Несбё, Артуру Конан Дойлу и Альберу Камю. Итак, вот что говорят литераторы о самой обсуждаемой игре этих дней.
В юности Ю занимался футболом и одно время даже помышлял о карьере профессионального футболиста. В 17 лет Несбё уже играл за сборную города. Но во время очередной тренировки Ю серьёзно повредил коленные связки. Врачи сказали, что о карьере футболиста можно забыть. Однако любовь к футболу по-прежнему живёт в его сердце. Несбё даже записал монолог, воспевающий эту игру, посмотреть который можно на Youtube. Вот что он говорит:
«Важен ли футбол? Если игра и мечта чего-то стоят, значит, футбол важен. Если красота момента имеет ценность, значит, футбол важен. И если важно, что есть что-то, объединяющее людей во всём мире и доступное каждому, то футбол – важен. Потому что футбол принадлежит каждому. Мечта о фуболе объединила и бедного мальчишку из Бразилии, прославившегося под именем Пеле, и сына богача Мартина Андресена. Футбол доступен и девчонке-подростку, живущей по соседству, и мальчишке с другого конца земли, о котором мы ещё не слышали».
Борис Акунин на фанатов футбола смотрит с недоумением. Два года назад в своём блоге на Facebook писатель высказался об игре так:
«БЛАЖЕННЫ ПЛАЧУЩИЕ, ЯКО ТИИ УТЕШАТСЯ
Я совершенно равнодушен к футболу. Делать из беготни с мячом Большое Государственное Дело всегда считал злонамеренным идиотизмом.
Но волна горя и самобичевания, захлестнувшая френд-ленту, ранит моё сердце.
Не разделяю, но сочувствую. И хочу сказать вам, братья и сестры, слово тихое, проникновенное. Успокойтесь и смиритесь. Россия никогда не будет великой футбольной державой. Как и Швеция, Норвегия, Финляндия или Канада. По той простой причине, что в северных странах мальчишки могут гонять мяч во дворе только полгода – в два раза меньше, чем в странах бесснежных.
Не болейте за футбол. Это мазохизм. Если очень уж хочется национально гордиться ерундой, переживайте за хоккей. Тут у наших мальчишек железное преимущество перед Уэльсом, не говоря уж о Бразилии с Италией».
Свою нелюбовь к футболу Акунин передал и Фандорину. Вот цитата из «Чаепития в Бристоле»:
«Игра "футбол", о которой Фандорин столько слышал от знакомых британцев, оказалась ужасной дрянью. <…> На самом деле беглого московского чиновника расстроило не состязание, а чувство абсолютного, глухого одиночества, охватившее его среди этого многолюдного скопища».
Писатель Сергей Лукьяненко относится к помешательству на футболе с иронией. Вот что он написал 11 июня 2018 года в своём блоге на Facebook об ажиотаже вокруг игры сборной России на чемпионате мира:
«Послушал немного, как по ТВ говорят о футболе. Обратил внимание, что нашу сборную заранее индульгируют. Мол, трудно ребятам играть. Легко критиковать, сидя на диване. Соперники сложные.
Я теперь тоже так буду говорить.
Знаете, как трудно писать? Вот вы написали-издали десяток книг, чтобы критиковать? А вот после Достоевского, Гюго, Хемингуэя – знаете как тяжело писать?
Вот так-то!
И кино тоже. Снимите пару фантастических фильмов. Потом критикуйте.
И вообще.
Все должны входить в положение всех. Врачам трудно, учителям трудно, сантехникам тоже нелегко.
Или нет?
Или только специалисты по пинанию ногой мячика за пару лимонов баксов в год заслуживают понимания?
Не совсем разобрался в этом вопросе. Но на всякий случай решил жалеть и понимать всех. От вас жду того же».
Великий сноб Иосиф Бродский не был фанатом футбола, однако же именно он подарил нам афоризм «Изо всех законов, изданных Хаммурапи, самые главные – пенальти и угловой». Это строки из его стихотворения «Развивая Платона»:
Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река
высовывалась бы из-под моста, как из рукава – рука,
и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
как Шопен, никому не показывавший кулака.
....
В этом городе был бы яхт-клуб и футбольный клуб.
По отсутствию дыма из кирпичных фабричных труб
я узнавал бы о наступлении воскресенья
и долго бы трясся в автобусе, мучая в жмене руб.
Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
там, где нога продолжает начатое головой.
Изо всех законов, изданных Хаммурапи,
самые главные – пенальти и угловой.
Владимир Высоцкий высоко ценил красоту футбола и посвятил игре несколько стихотворений. Вот одно из них:
Не заманишь меня на эстрадный концерт,
Ни на западный фильм о ковбоях:
Матч финальный на первенство СССР –
Мне сегодня болеть за обоих!
Так прошу: не будите меня поутру –
Не проснусь по гудку и сирене, –
Я болею давно, а сегодня – помру
На Центральной спортивной арене.
Буду я помирать – вы снесите меня
До агонии и до конвульсий
Через западный сектор, потом на коня –
И несите до паузы в пульсе.
Но прошу: не будите меня на ветру –
Не проснусь как Джульетта на сцене, –
Всё равно я сегодня возьму и умру
На Центральной спортивной арене.
Пронесите меня, чтоб никто ни гугу:
Кто-то умер – ну что ж, всё в порядке, –
Закопайте меня вы в центральном кругу,
Или нет – во вратарской площадке!
…Да, лежу я в центральном кругу на лугу,
Шлю проклятья Виленеву Пашке, –
Но зато – по мне все футболисты бегут,
Словно раньше по телу мурашки.
Вижу я всё развитие быстрых атак,
Уличаю голкипера в фальши, –
Вижу всё – и теперь не кричу как дурак:
Мол, на мыло судью или дальше…
Так прошу: не будите меня поутру,
Глубже чем на полметра не ройте, –
А не то я вторичною смертью помру –
Будто дважды погибший на фронте.
Владимир Набоков был умелым вратарём. До эмиграции он активно участвовал в жизни футбольного клуба гимназии. Позднее защищал ворота Тринити-колледжа в Кембридже, играл за эмигрантскую команду Unitas в Берлине. Уже в США автор «Лолиты» написал рассказ «Другие берега», повествующий о юношеском увлечении. Отдельное место в нём занимает упоминание учителя-социалиста, критиковавшего футбол за неравенство. Дескать, пока «барчук» Набоков прохлаждается в воротах, его коллеги-«пролетарии» вынуждены носиться за мячом по полю.
Тема футбола затрагивается и в романе «Подвиг», его главный герой тоже вратарь, как и Набоков. Он стремится произвести впечатление на девушку своей доблестью на футбольном поле и гордится, что «сохранил девственность своих ворот до конца игры».
«В большей мере, чем хранителем футбольных ворот, я был хранителем тайны, – вспоминал Набоков о кембриджских временах. – Сложив руки на груди и прислонясь к левой штанге, я позволял себе роскошь закрыть глаза и в таком положении слушал плотный стук сердца, и ощущал слепую морось на лице, и слышал разорванные звуки ещё далёкой игры, и думал о себе как о сказочном экзотическом существе, переодетом английским футболистом и сочиняющим стихи. <…> Не удивительно, что товарищи мои по команде не очень меня жаловали».
Набоков писал: «В России <…> доблестное искусство вратаря искони окружено ореолом особого романтизма. За независимым, одиноким, бесстрастным, знаменитым голкипером тянутся по улице зачарованные мальчишки. Как предмет трепетного поклонения, он соперничает с матадором и воздушным асом. Он одинокий орёл, он человек-загадка, он последний защитник».
Есть у Набокова и стихотворение, посвящённое народной игре.
Football
Отрадная игра! Широкая поляна,
пестрят рубашки; мяч живой
то мечется в ногах, как молния кривая,
то – выстрела звучней – взвивается, и вот
подпрыгиваю я, с размаху прерывая
его стремительный полёт.
Евгений Водолазкин футбол откровенно любит, сам выходит на поле и пишет об игре в сборнике «Игра народная»:
«...в Мюнхене в начале 1990-х мы с семьёй жили в университетском богословском коллегиуме. По вечерам студенты, аспиранты и даже профессора-богословы играли в футбол. В духе западной политкорректности, игравшие были обоего пола. Подчёркиваю это особо, поскольку отношения между полами тесно переплелись тогда с футболом.
Во время одной из игр я резко пошёл на мяч – так резко, как может это делать только человек, всё своё детство мечтавший о кожаном мяче. Мне противостояла девушка по имени Мириам, которая в последний момент убрала от мяча ногу. Наша отечественная футбольная школа не предусматривает таких манёвров: когда двое борются за мяч, оба отыгрывают эпизод до конца.
Не знаю, зачем девушка убирала ногу. Вероятно, тяга её к мячу была несравнима с моей. А может, вид мой был таков, что ногу она предпочла убрать. Дело кончилось тем, что вся сила, вложенная в удар по мячу, пришлась на ногу Мириам. Результатом оказалась – до сих пор не могу вспоминать это без трепета – её раздробленная ступня. Скорая помощь, мы, несущие Мириам на носилках, больница.
Через неделю происходит следующее. Мы играем в том же составе (уже, естественно, без Мириам). Передо мной оказывается богослов Клаус, который в точности повторяет её ошибочное движение. Через секунду Клаус лежит на поле с раздробленной ступнёй. Дальше всё происходит, как в повторяющемся кошмарном сне: скорая помощь, носилки, больница – та, в которой уже лежит Мириам. Я в отчаянии.
Моя жена, уподобившись Олимпийскому комитету, налагает запрет на моё участие в немецком футболе, и я с этим соглашаюсь. Мы оба боимся, что мои футбольные выступления выставят нашу страну в невыгодном свете.
Самое удивительное в этой истории, что это правда. В больнице Клаус смотрит на Мириам с новым вниманием, у них завязываются отношения (благо характер травм этому не препятствует). По выходе из больницы выясняется, что, в отличие от Клауса, Мириам не только поставлена на ноги, но и беременна. Через девять месяцев у пары богословов рождается дочь София. Как поёт Борис Гребенщиков, нога судьбы – притом левая, потому что я левша».
Александр Генис в книге «Игра народная» пишет:
«Как всё великое, футбол слишком прост, чтобы его можно было объяснить. Поэтому многие путают его с религией или с жизнью… Но мне футбол кажется искусством.
Вопиющая простота правил говорит о непреодолимом совершенстве этой игры. Как в сексе или шахматах, тут ничего нельзя изобрести или, тем более, улучшить.
Однако простота ещё не значит нетребовательность. Футбол признаёт только полное самозабвение. Он не позволяет от себя отвлекаться. Он напрочь исключает тебя из жизни, за что ты ему и благодарен.
Футбол непредсказуем и тем прекрасен. В отличие от тех достижений, что определяются метрами и секундами, футбол лишён меры и последовательности. Гол может быть продолжением игры, но может и перечеркнуть всё, ею созданное. Несправедливый, как жизнь, футбол и логичен не больше, чем она. Проигрывают те, кто знает, как играть. Выигрывают те, кто об этом забыл.
Джон Рональд Руэл Толкин был завзятым фанатом бирмингемской команды «Астон Вилла». Одним из лучших игроков в составе бирмингемцев был форвард Альф Генд. Современники называли его не иначе как «мудрый волшебник» – настолько умный и техничный футбол он демонстрировал. Чудесная игра Генда произвела столь сильное впечатление на Толкина, исправно посещавшего все домашние матчи «Астон Виллы», что через много лет, поменяв местами имя и фамилию любимого нападающего, он получил имя для одного из главных персонажей своей книги «Властелин колец» – мудрого волшебника Гендальфа.
Артур Конан Дойл был поклонником футбола и играл на позиции голкипера «Портсмута» под псевдонимом Ас Смит. Его сильной стороной как игрока была наблюдательность. Более того, Дойл сам организовал эту футбольную команду.
Будучи третьекурсником, он отправился в семимесячное плавание по арктическим водам фельдшером судна «Надежда». Там он познакомился с футбольным мячом, который был главной радостью для работавших в чудовищных условиях китобоев. В 1880-м корабль причалил в Портсмуте. Одичавшие мужики отправились навёрстывать упущенное в ближайший паб. Во время пьянки Артур, решивший осесть на новом месте, и предложил друзьям организовать футбольную команду, которая представляла бы город на внешних соревнованиях. Так на свет появился Portsmouth Association Football Club. Через десять лет на его базе образуется тот самый профессиональный «Портсмут», который известен сегодня. Когда команда переходила на профессиональные рельсы, Дойл покинул клуб – из-за лишнего веса он чувствовал себя балластом. И увлёкся крикетом.
Ещё один «практик» футбола в стане литераторов – Альбер Камю, в 1930-е годы доигравшийся до национальной команды Алжира. Успешную футбольную карьеру Камю прервал туберкулёз. Прекратив выступления за «Расинг де Алжир», Камю не стал для футбола посторонним, не забывая при случае захаживать на стадион. О любимой игре он сказал так: «Всем, что я знаю о жизни и морали, я обязан футболу».
Интеллектуал Сартр не жаловал футбол и считал это занятие глупым. Он дал увлечению миллионов такое определение: «простая игра, которую существенно осложняет наличие соперника».
Оскар Уайльд был откровенным «футболоненавистником». «Игра, которая хороша для грубых девочек, но не для воспитанных мальчиков», – насмешничал он.
Комментарии