Максим Аверин: книги, дающие смелость быть собой

Я обожаю читать тексты Вертинского и Высоцкого. Они для меня звучат рядышком, поэтому сделал моноспектакль «Всё начинается с любви», построенный на их стихах. Вертинский – лирик, произведения которого, даже лишившись мелодии и изначального музыкального сопровождения, сочинённых их автором, не утрачивают внутренней мелодии стиха, отразившейся в каждой строчке.

«Аплодисменты» Людмилы Гурченко – одна из лучших книг об успехе. Она попала мне в руки в 10 лет, отец дал. Прочитав мемуары великой актрисы, понимаешь, что нельзя идти в актёрскую профессию ради успеха. «Не беги за успехом, если ты его достоин, он сам тебя найдёт» – учит она. Это также рассказ о том, как пережить невостребованность, когда «ты есть, а тебя не надо».

Я обожаю «Мою биографию» Чаплина. Книга – просто супер. Единственное, когда он начинает говорить о политике, становится неинтересно. Артисту не надо быть в политике. В автобиографии Чаплин так же откровенно, как об успехах, рассказывает о своих провалах – и это круто. Проваливаться надо, особенно в больших ролях. У меня дома ещё хранится роскошный фотоальбом Чаплина – коллекционное, редкое издание, вышедшее ограниченным тиражом. Когда ко мне приходят гости, я каждый раз вытаскиваю эту книгу, надоел уже с нею всем, но мне она не надоедает.

Совсем мальчишкой, прочитав рассказ Чехова «Ванька», я почувствовал вселенское одиночество и одновременно что-то начал понимать про эту жизнь – мне так показалось. В нём столько тепла и сочувствия к этому несчастному человечку, письмо которого никогда в жизни не дойдёт до дедушки!

К Евгению Александровичу Евтушенко у меня особое отношение – знал его с детства, отец боготворил этого человка (отец Максима Виктор Аверин работал художником-постановщиком и снимался как актёр в двух фильмах Евгения Евтушенко «Похороны Сталина» и «Детский сад». – Прим. ред.). И вот несколько лет назад на открытие в Твери памятника шестидесятникам приехал Евтушенко. Вечером состоялся концерт, на котором я читал «Клеверное поле», хотя хотел прочесть совсем другое его стихотворение. Но почему-то не решился… Никогда не стесняйтесь, лучше ошибитесь, сядьте в лужу, напортачьте, но сделайте. Я очень жалею, что не смог и теперь уже не смогу прочитать ему это произведение:

Я разный –
я натруженный и праздный.
Я целе-
и нецелесообразный.
Я весь несовместимый,
неудобный,
застенчивый и наглый,
злой и добрый.
Я так люблю,
чтоб всё перемежалось!
И столько всякого во мне перемешалось
от запада
и до востока,
от зависти
и до восторга!
Я знаю – вы мне скажете:
«Где цельность?»
О, в этом всём огромная есть ценность!
Я вам необходим.
Я доверху завален,
как сеном молодым
машина грузовая.
Лечу сквозь голоса,
сквозь ветки, свет и щебет,
и –
бабочки
в глаза,
и –
сено
прёт
сквозь щели!
Да здравствуют движение и жаркость,
и жадность,
торжествующая жадность!
Границы мне мешают...
Мне неловко
не знать Буэнос-Айреса,
Нью-Йорка.
Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,
со всеми говорить –
пускай на ломаном.
Мальчишкой,
на автобусе повисшим,
Хочу проехать утренним Парижем!
Хочу искусства разного,
как я!
Пусть мне искусство не даёт житья
и обступает пусть со всех сторон...
Да я и так искусством осаждён.
Я в самом разном сам собой увиден.
Мне близки
и Есенин,
и Уитмен,
и Мусоргским охваченная сцена,
и девственные линии Гогена.
Мне нравится
и на коньках кататься,
и, черкая пером,
не спать ночей.
Мне нравится
в лицо врагу смеяться
и женщину нести через ручей.
Вгрызаюсь в книги
и дрова таскаю,
грущу,
чего-то смутного ищу,
и алыми морозными кусками
арбуза августовского хрущу.
Пою и пью,
не думая о смерти,
раскинув руки,
падаю в траву,
и если я умру
на белом свете,
то я умру от счастья,
что живу.