В ожидании Годо

Ну и что же мы будем делать теперь, когда мы довольны и у нас есть время состариться?
К прочтению этой театральной пьесы меня подвигло выяснение отношений с Бегбедером, а именно его эссе к данному произведению в «Лучшие книги XX века. Последняя опись перед распродажей» и, в частности, такая фраза: «…еще в достопамятные времена драматурги вдруг обнаружили, что мы умираем ни за понюшку табаку, что жизнь лишена всякого смысла и вообще – придумывать сюжетную канву реалистических героев жутко утомительно…». По приведенной фразе мне показалось, что эта пьеса Беккета как раз ложится в тематическую подборку книг, которые я сейчас начитываю - «люди – единственные существа, для которых их собственное существование является проблемой».
Но ключевая, пожалуй, фраза в эссе Бекбедера о «жемчужине послевоенного театра абсурда» как-то осталась мною незамеченной. А это совсем не мое – искажающие призмы абсурдизма являются непреодолимым для меня барьером к пониманию автора. Ялом писал в своем «Лечении от любви…»: путь от образа к мысли и языку весьма коварен, ибо мы мыслим образами, а для общения с другими вынуждены трансформировать образы в мысли, а мысли в слова. При этом, познающий для полного понимания прочитанного должен проделать обратный путь от слов к образу – к тому языку, который душа может прочесть. И для меня язык абсурда не позволяет прочувствовать тот первоначальный душевный образ, который автор отправлял в путь. Причем здесь я веду речь совсем не о тяжелом для понимания литературном искусстве (вроде Сарамаго, Грасса или Кутзее) – когда со временем мозг забывает трудности восприятия, но сохраняет образы. Просто, в виде чтива эта пьеса не воспринимается вообще – двое встречают парочку садомазохистов, затем нескончаемо долго спорят под деревом, а мы все ждем, когда же они наконец-то на этом дереве повесятся. Затянувшаяся пауза в событиях, вернее полное отсутствие каких бы то ни было событий, заполняется нескончаемыми разговорами. В какой-то момент все это начинает казаться бессодержательным…