Александр Кабаков: Любимые книги – учебники жизни

Книга Жюля Верна «Таинственный остров» – гимн работе. Она о том, что если работать, то выживешь и всё будет нормально, всё устроится. Я очень ленивый человек и поэтому почтительно отношусь к людям трудолюбивым. Но работа иногда бывает бессмысленной. Зато осмысленный труд я считаю единственным достойным человека занятием. В Библии сказано: «в поте лица будешь есть хлеб свой». Не ослушивайся Господа, добывай хлеб в поте лица, трудись.

Для меня «Три товарища» Эриха Марии Ремарка вместе с его же «Чёрным обелиском» были книгами воспитания. Читая Ремарка, моё поколение научилось жить: пить, курить, любить девушек, работать, искать приключений на свою голову, опять пить, опять любить. Если бы не Ремарк, мы бы не знали, как это делать. Его книги – это наша культура в широком смысле, в смысле цивилизации.

Проза Пушкина непостижима. Как величайший поэт смог написать величайшую прозу, которая делается по другим законам? В прозе к законам поэзии присоединяются ещё и законы композиционные, сюжетные. «Дубровский» создал жанр. Всё, что сейчас снимается в Голливуде как суперкассовые боевики, и всё, что пытаются научиться снимать наши, – это всё «Дубровский». Если бы мне нужно было готовиться к уроку, я бы сел и написал маленькую сюжетную заявку – синопсис художественного фильма, полный метр. Мотивы мести за отца, неправедного богатства, партизанской войны. Не упоминая имени Дубровского, не указывая реалии и время событий, перенеся всё действие в современность. И зачитал бы это в классе. Ребята бы завелись, они бы спрашивали, где и когда можно этот фильм посмотреть. И только тогда я сказал бы им: «читайте “Дубровского”».

Когда Иван Алексеевич писал «Тёмные аллеи», ему было хорошо за 70. В связи с чем его сильно попрекали, мол, книга – старческий бессильный эротизм, ну и так далее. Я этого не увидел. Его рассказы наполнены тоской не о любви, а тоской по России. В них изображена Россия, которую мы потеряли.

Восемнадцатилетним студентом я валялся дома и читал Бунина. На меня сильнейшее впечатление произвели не любовные связи, а то, что в гостинице были тёплые, специально подогретые полы! Наверное, это какое-то жлобское восприятие: «Ах, как люди жили!» Но они действительно так жили и поэтому так чувствовали.

Книга – идеальное прерарирование истории русской революции и связанной с ней катастрофы. Это первое сочинение, где внятно было указано на жуткую, непростительную роль русской интеллигенции в русской революции. «Собачье сердце», на мой взгляд, произведение номер один во всей литературе, посвящённой истории «русской катастрофы». Потому что в этом романе впервые было сказано, кто виноват: профессор Преображенский. Не надо брать доброго пса, полосовать ему голову ножиком и делать из него человека. Пес должен быть псом, никакой несправедливости в этом нет. А как только пытаются сделать из него человека, так получается и не пёс, и не человек, а кошмар. И великое прозрение Булгакова: он предугадал, что со временем Шариковы Швондеров прижмут. Это прямое предсказание 37-го года.

Если вы поклонник «Дождя», «Новой газеты» и других очагов «свободы и оппозиционности» или, наоборот, их противник – пожалуйста, прочтите этот роман. Если вы считаете всё происходящее в телевизоре настоящей жизнью, то после книги «Вся королевская рать» Уоррена поймёте, что это всё фарс, который бесконечно повторяется. Вы увидите, что всё это уже было в США в 30-е годы, что люди всегда одни и те же и занятия политикой делают человека хуже. Увы, вся демократия склонна к такому развитию.

«Волхв» произвёл на меня колоссальное впечатление: в этой книге сюжет впервые внятно построен вокруг того, что мир позади нас другой. У меня образование естественно-научное. Шесть лет после института я работал инженером в ракетном КП и хорошо знаю, что такое погрешность измерительного прибора. Сам измерительный прибор влияет на показания в цепи. «Волхв» – про то же самое, только в жизни. Когда мы оглядываемся с целью увидеть то, что было за нашей спиной, наш взгляд меняет это. Фаулз – первый писатель, который это осознал и изобразил эту погрешность, связанную с присутствием измерительного прибора – нас. Мы никогда не узнаем, что за нашей спиной.

С Василием Павловичем Аксёновым мне посчастливилось быть в дружеских отношениях 35 лет. Мы познакомились как джазовые фанатики. Он уже был мировой знаменитостью, а я – молодым и совсем начинающим писателем. Я числил его учителем и учился у него отношению к окружающей глупости.

Романы Трифонова, и в первую очередь «Дом на набережной», – это исчерпывающее изображение советской столичной интеллигенции.