Боб Дилан: Книги, из которых выросли песни. Отрывки из нобелевской лекции

Когда я начал писать собственные песни, весь мой словарь был из народного языка, и я им пользовался. Но у меня было и кое-что ещё. Основы и впечатлительность, и обоснованное мировоззрение. Какое-то время всё это у меня и вправду было. В начальной школе выучился. «Дон Кихот», «Айвенго», «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера», «Повесть о двух городах», всё остальное – типичное чтение начальной школы, что дарило тебе способ смотреть на жизнь, понимание человеческой природы и тот стандарт, каким всё мерить.

Багаж из прочитанных в раннем детстве книг (в том числе «Повесть о двух городах» Чарльза Диккенса) – всё это я взял с собой, когда начал сочинять тексты песен. И темы из книг пробрались во многие мои песни – либо сознательно, либо ненамеренно.

 «Моби Дик, или Белый кит» Германа Мелвилла – книга чарующая, книга, в которой полно сцен высокой драмы и драматичных диалогов. Книга от тебя многого требует. Сюжет её прямолинеен. Таинственный Капитан Ахав – капитан судна под названием «Пекод» – эгоист с деревянной ногой, преследующий свою немезиду, громадного белого кита Моби Дика, из-за которого он и потерял ногу. И гонится он за ним через всю Атлантику, вокруг кончика Африки и в Индийский океан. Он преследует кита по обеим сторонам земли. Это абстрактная цель, ничего конкретного или определённого. Моби он зовёт императором, видит в нём воплощение зла. В Нантакете у Ахава остались жена и ребёнок – он время от времени о них размышляет. Можно предвидеть, чем всё закончится.

Экипаж судна состоит из людей разных рас, и любому, кто заметит кита, полагается награда – золотая монета. Там много зодиакальных символов, религиозных аллегорий, стереотипов. Ахав встречается с другими китобойными судами, выспрашивает капитанов о Моби. Видели они его? На одном судне плавает сумасшедший пророк Гавриил, и он предсказывает гибель Ахава. Утверждает, что Моби – воплощённый бог трясунов, и любые взаимодействия с ним приведут к беде. Это он сообщает Капитану Ахаву. Другой капитан – Бумер – в схватке с Моби потерял руку. Но он это терпит, он счастлив уже тем, что выжил. Он не может принять жажду мести Ахава.

В этой книге рассказывается, как разные люди по-разному откликаются на один и тот же опыт. Много ветхозаветных библейских аллегорий: Гавриил, Рахиль, Иеровоам, Вилдад, Илия. И языческие имена там есть: Тэштиго, Фласк, Дэггу, Флис, Старбак, Стабб… Язычники поклоняются идолам. Кое-кто – маленьким фигуркам из воска, кое-кто – деревянным. «Пекод» – название индейского племени.

«Моби Дик» – сказ о морских странствиях. Один из моряков, рассказчик, говорит: «Зовите меня Измаил». Кто-то спрашивает у него, откуда он, и он отвечает: «На карте не обозначено – настоящие места никогда не отмечаются на картах». Стабб не придаёт ничему никакого значения, говорит, что всё предначертано. Измаил провёл на парусном судне всю свою жизнь. Суда он зовёт своим Гарвардом и Йелем. От людей он держится в стороне.

На «Пекод» обрушивается тайфун. Капитан Ахав считает это хорошим знаком. Старбак же думает, что это плохое предвестие, помышляет убить Ахава. Как только шторм стихает, с мачты судна падает один член экипажа и тонет, тем самым предвещая грядущее. Священник-квакер, пацифист, а на самом деле кровожадный предприниматель, говорит Фласку: «Некоторых увечных приводит к Богу, других – к озлобленности».

Здесь всё намешано. Все мифы: иудео-христианская Библия, индуистские мифы, британские легенды, святой Георгий, Персей, Геркулес – все они китобои. Греческая мифология, кровавая разделка китов. В этой книге много фактов, географических знаний, китового жира – он хорош для коронования царственных особ, благородных семейств в китобойном промысле. Китовым жиром помазывают королей. История кита, френология, классическая философия, псевдонаучные теории, оправдание дискриминации – сюда вброшено всё, и почти ничего не рационально. Высоколобое, низколобое, погоня за иллюзиями, гонка за смертью, огромный белый кит, белый, как полярный медведь, как белый человек, император, немезида, воплощение зла. Обезумевший капитан, который вообще-то потерял ногу много лет назад, бросившись на Моби с ножом.

Мы видим лишь поверхность всего. Мы можем толковать то, что лежит глубже, так, как нам это удобно. Члены экипажа ходят по палубе, слушая русалок, а за судном следуют акулы и стервятники. Здесь читают по черепам и лицам так же, как ты читаешь книжку. Вот лицо. Я располагаю его перед тобой. Прочти, если сумеешь.

Тэштиго утверждает, что он умер и переродился. Его дополнительные дни жизни – дар. Но его не Христос спас, его спас собрат-человек, да ещё к тому же и не христианин. Он пародирует воскрешение.

Когда Старбак говорит Ахаву, что не стоит ворошить прошлое, сердитый капитан в ответ рявкает: «Не говори со мной о богохульстве, я солнце сшибу с неба, если оно меня оскорбит». Ахав тоже поэт красноречия. Он говорит: «Путь к моей назначенной цели выстелен железными рельсами, по которым катится душа моя, у неё для этого есть канавки». Или вот это: «Все зримые предметы – лишь картонные маски». Такие поэтичные фразы можно цитировать, с ними ничто не сравнится.

Наконец Ахав засекает Моби. Расчехляют гарпуны. Спускают шлюпки. Гарпун Ахава покрещен кровью. Моби бросается на шлюпку Ахава и уничтожает её. Назавтра он видит Моби снова. Опять спускают шлюпки. Моби снова нападает на шлюпку Ахава. На третий день выходит другая шлюпка. Опять религиозные аллегории. Он восстал. Моби атакует ещё раз, таранит «Пекод» и потопляет его. Ахав запутывается в гарпунном лине, и его выбрасывает из лодки в могилу пучины.

Измаил остаётся в живых. Он в море, плывёт на гробе. Вот, в общем, и всё. Это вся история. Эта тема и всё, что она собою знаменует, вошли у меня далеко не в одну песню.

«На Западном фронте без перемен» Ремарка – роман ужасов. Это книга, в которой теряешь детство, веру в осмысленный мир и заботу о личности. Застреваешь в кошмаре. Тебя засасывает в таинственную воронку смерти и боли. Защищаешься от уничтожения. Тебя стирают с карты. Некогда ты был невинным юношей, грезил о том, чтобы стать концертирующим пианистом. Некогда ты любил жизнь и мир, а теперь ты его расстреливаешь в куски.

День за днём тебя жалят шершни, а черви лакают твою кровь. Ты – загнанное в угол животное. Ты нигде не в своей тарелке. Дождь падает монотонно. Нескончаемые атаки, отравляющий газ, нервно-паралитический, морфий, горящие потоки бензина, подбираешь еду и крысятничаешь, инфлюэнца, тиф, дизентерия. Вокруг тебя разламывается вся жизнь и свистят снаряды. Это нижний круг преисподней. Жидкая грязь, колючая проволока, траншеи, полные крыс, крысы жрут кишки убитых, в окопах полно мерзости и экскрементов. Кто-то кричит: «Эй, ты. Вставай и сражайся».

Кто знает, сколько эта дрянь будет длиться? У войны нет пределов. Тебя изничтожают, а из этой твоей ноги слишком сильно идёт кровь. Вчера ты убил человека и поговорил с его трупом. Сказал ему, что когда всё это закончится, ты всю оставшуюся жизнь будешь заботиться о его семье. Кому в этом выгода? Вождям и генералам достаётся слава, а многим другим – финансовые барыши. Ты же выполняешь грязную работу. Один из твоих товарищей говорит: «Минуточку, ты куда это пошёл?» И ты отвечаешь: «Оставь меня в покое, через минуту я вернусь». И выходишь в леса смерти искать кусок колбасы. Ты не понимаешь, как в гражданской жизни кому-то удаётся обрести хоть какой-то смысл. Все их тревоги, все желания – для тебя всё это непостижимо.

Опять тарахтят пулеметы, новые части тел повисают на проволоке, всё больше кусков рук и ног, всё больше черепов, которым на зубы садятся бабочки, всё больше отвратительных ран, из всех пор сочится гной, пробитые лёгкие, раны, слишком крупные для тел, раздувшиеся от газов трупы и отрыгиваются мёртвые тела. Повсюду смерть. Ничего другое невозможно. Кто-то убьёт тебя, а твоё тело сделает мишенью для пристрелки. И ещё сапоги – это твоё ценное имущество. Но вскоре они окажутся на чьих-то чужих ногах.

Из-за деревьев появляются лягушатники. Безжалостные ублюдки. У тебя патроны на исходе. «Нечестно так скоро на нас наваливаться», – говоришь ты. Кто-то из твоих товарищей лежит в грязи, и ты хочешь унести его в полевой госпиталь. Кто-то другой говорит: «Можешь не беспокоиться». – «Ты о чём это?» – «Переверни его, сам убедишься».

Тебе хочется новостей. Ты не понимаешь, почему война не заканчивается. В армии так не хватает подкреплений, что забирают даже совсем мальчишек, от которых военного проку чуть, но их всё равно сгребают, потому что не хватает мужчин. От болезни и унижения у тебя надорвалось сердце. Тебя предали родители, школьные учителя, министры и даже твоё собственное правительство.

И генерал с медленно дымящей сигарой тебя предал – превратил тебя в громилу и убийцу. Если б мог, ты бы всадил пулю ему в рожу. Командир тоже. Ты фантазируешь: были б у тебя деньги, ты б назначил награду любому, кто лишит его жизни любым необходимым способом. И если при этом он расстанется с собственной жизнью, деньги пусть достанутся его наследникам. И ещё полковник с его икрой и кофе – вот ещё один. Всё время торчит в офицерском борделе. Хорошо б и его забить камнями до смерти. Новые Томми и Джонни с их «вжарь-ка за папку, о» и их «виски в кувшинах». Убьёшь их двадцать штук – а на их месте ещё двадцать вырастает. Смердит только и не выветривается из ноздрей.

Ты начинаешь презирать то старшее поколение, что отправило тебя в это безумие, в эту камеру пыток. Вокруг сплошь гибнут твои товарищи. Умирают от ранений в живот, от двойных ампутаций, размозжённых бедренных костей, а ты думаешь: «Мне же всего двадцать лет, а я уже способен убить кого угодно. Даже отца своего, если он на меня бросится».

Вчера ты пытался спасти раненую связную собаку, и кто-то крикнул: «Не будь дураком». У твоих ног валяется лягушатник, булькает. Ты всадил штык ему в живот, но он ещё жив. Ты знаешь, что нужно докончить начатое, но не можешь. Болтаешься на настоящем железном кресте, и римский солдат подносит к твоим губам смоченную уксусом губку.

Минуют месяцы. Ты едешь домой на побывку. С отцом разговаривать не получается. Он сказал: «Будешь трусом, если не пойдёшь в армию». Мать твоя тоже – когда ты выходил в дверь, сказала: «Осторожней будь с этими французскими девушками». Больше безумия. Сражаешься неделю или месяц, а отвоёвываешь всего десять ярдов. А ещё через месяц их отбивают обратно.

Вся эта культура, которой тысяча лет, вся эта философия, вся мудрость – Платон, Аристотель, Сократ – что с нею стало? Она должна была это предотвратить. Мысли твои обращаются к дому. И вновь ты – школьник, идёшь меж высоких тополей. Это приятное воспоминание. С аэростатов на тебя валятся новые бомбы. Теперь нужно взять себя в руки. Ты не в силах даже бросить ни на кого взгляд – из страха, что может случиться некий неверный расчёт. Братская могила. Других возможностей нет.

Потом замечаешь цветы вишни – и понимаешь, что на природу всё это не воздействует. Тополя, красные бабочки, хрупкая красота цветов, солнце – ты видишь, насколько природа ко всему этому безразлична. Насилие и страдания человечества. Природа их даже не замечает.

Ты один. А потом в голову тебе сбоку бьёт осколок шрапнели, и ты мёртв.

Тебя не взяли в расчёт, тебя вычеркнули. С тобой покончили. Я отложил книгу и закрыл её. Мне больше не хотелось читать ни одного романа о войне – и я их больше не читал.

«Одиссея» Гомера – странная авантюрная сказка о взрослом человеке, который пытается вернуться домой после того, как сражался на войне. У него случается это долгое путешествие домой, и в нём множество ловушек и ям. Он проклят скитаниями. Его вечно уносит в море, он всегда избегает опасности в последний миг. На его корабль обрушиваются громадные валуны. Он злит тех, кого бы не следовало злить. У него в команде смутьяны. Предательство. Его люди превращаются в свиней, а потом ещё раз – в красавцев помоложе. Он вечно пытается кого-нибудь спасти. Он бродяга, но много где задерживается.

Вот его выбрасывает на необитаемый остров. Он находит заброшенные пещеры и прячется в них. Встречается с великанами, которые говорят: «А тебя я съем последним». От великанов он сбегает. Он пытается вернуться домой, но его швыряют и вертят ветра. Неугомонные ветра, пронизывающие, недружелюбные ветра. Забрасывает его далеко, а потом пригоняет обратно.

Его постоянно предупреждают о том, что будет. Он трогает то, что ему не велят. Выбрать всегда можно из двух путей, и оба они плохи. Оба опасны. На одной дороге можно утонуть, на другой – умереть от голода. Он бросается в узкие теснины, где его грозят поглотить пенные водовороты. Встречает шестиглавых чудовищ с острыми клыками. В него бьют молнии. Над ним свисают ветви, и он прыгает, чтобы схватиться за них и спастись из бушующей реки. Его оберегают богини и боги, зато другие стараются его убить. Он меняет себе личности. Он изможден. Засыпает – и будит его чей-то смех. Свою историю он рассказывает незнакомым людям. Его не было двадцать лет. Его куда-то унесло и там бросило. В вино ему подмешивали снадобья. Трудная ему выпала дорога.

Во многих смыслах кое-что из такого же происходило и с тобой. Тебе в вино тоже подмешивали снадобья. Ты тоже делил постель не с той женщиной. И тебя околдовывали волшебные голоса – сладкие голоса со странными мелодиями. Тебя тоже заносило в какую-то даль – и покамест приносило обратно. И ты тоже избегал опасности в последний миг. Ты злил тех людей, кого не следовало. И тоже скитался по всей стране. И чувствовал этот недобрый ветер, что не навеет тебе ничего хорошего. И это еще не всё.

Когда же он возвращается домой, лучше ничего не становится. К нему вселились негодяи, они вовсю пользуются гостеприимством его жены. И их очень много. И хотя он лучше их всех, во всём никто ему не ровня – лучший столяр, лучший охотник, лучший знаток животных, лучший мореход, – одно мужество не спасёт его, а спасёт его хитроумие.

Всем этим прихвостням придётся заплатить за то, что они осквернили его дворец. Он переодевается в грязного нищего, и презренный слуга пинками сбрасывает его со ступеней, надменно и глупо. Заносчивость слуги его возмущает, но он сдерживает гнев. Он один против сотни, но все они повержены, даже сильнейшие. Он был никем. И в конечном счёте, когда он наконец добирается домой, – садится со своей женой и рассказывает ей истории.

Наши песни живы в земле живых. Но песни не похожи на литературу. Их полагается петь, а не читать. Слова в пьесах Шекспира полагалось разыгрывать на сцене. Так же и слова песен надо петь, а не читать на странице. И я надеюсь, что кому-то из вас выпадет случай послушать эти слова так, как их изначально и нужно было слышать – на концерте или в записи, или как ещё люди нынче слушают песни. Я же снова вернусь к Гомеру, который сказал: «Пой во мне, Муза, и мною рассказывай повесть».