В конце концов, что такое весь наш огромный мир, как не место обитания для людей, лелеющих пылкие и неисполнимые желания, что пустили корни в их душах и расцвели вопреки логике, теории вероятности и даже утекающему сквозь пальцы времени, вечному, как полированный мрамор?

Я испытал, как говорится, смешанное чувство. Любой банкир на моем месте обрадовался бы такому VIP-клиенту, как Петр Иванович Еремеев. Но я ни на секунду не забывал о том, что Петр Иванович был не только инвестором с большим личным капиталом, но и авторитетом с богатым жизненным опытом. У меня, конечно, не было достоверной статистики смертности банкиров, имевших дело с Петей Совой, но интуиция мне подсказывала, что какая-то смертность все же имела место.
- И какую сумму вы хотели бы инвестировать? - бодро осведомился я.
Петр Иванович назвал приблизительную сумму, после чего я сиплым голосом уточнил:
- Вы уверены, что хотите вложить всю эту сумму именно через наш банк?
- Андрюха, - отечески усмехаясь, ответил Петр Иванович, - ты не боись! Я в тебя верю. Как сейчас помню, как ты лихо тогда управился с акциями того мясокомбината... Наша братва... тьфу, то есть наш... этот... совет директоров высоко оценил твою работу. За что ты и получил хорошие комиссионные, ведь так?
Я без особого энтузиазма признал его правоту. Теперь статистика смертности банкиров, работавших на Петю Сову, нужна была мне немедленно и позарез.

Проблема возникла с девушкой Оксаной, которая доучивалась на факультете "Банковского маркетинга" и определила тему своего диплома как "Эффективные методы продвижения банковских продуктов". С нею мы направились к Серго, начальнику отдела продаж.
- Эффективные методы продвижения банковских продуктов, - пробормотал Серго. - Такие и вправду есть?
- Да, - не без вызова ответила Оксана.
Серго умоляюще посмотрел на меня: он явно не хотел эту практикантку.
- Больше некуда, - непреклонно ответил я и, развернувшись, вышел.
Удаляясь, я услышал: неясный ропот, внушительный голос Серго, визгливый голос Оксаны, которая произнесла невнятную фразу, окончившуюся словами "...банковские продукты!", и следом рев Серго - "Вот и отправишься сейчас в продуктовый магазин!"

Пол вспомнил, как говорил Бернштейну, чьи дед и тетка стали жертвами геноцида, что не понимает, почему евреи остались в Германии — черт возьми, вообще в Европе, но особенно в Германии — и не уехали, пока еще не было поздно. Они, вообще-то говоря, были неглупыми людьми, многие из них когда-то на своем опыте узнали, что такое антисемитизм. Несомненно, они видели, к чему идет. Так почему же они остались?
Ответ Бернштейна потряс его легкомыслием, жестокой насмешкой и неуместностью: У многих в доме было пианино. Мы, евреи, питаем слабость к пианино. А когда у человека есть пианино, ему труднее думать об отъезде.

Патриотизм – это как любовь. Можно бесконечно испытывать терпение народа и заставлять его любить страну, которая не дает ему ничего, кроме разочарования. А потом долго сетовать на то, что, оказывается, никто ни во что не верит. Но понимаешь… Гораздо-то проще быть патриотом в мощной сверхдержаве, где созданы все условия для счастливой, насыщенной и по-настоящему комфортной жизни.

– Лучше ненавидеть Бога, чем своих ближних людей.
Богу мы не причиняем боли.
– Нет. Но Он может причинить ее нам.
– Что вы, это мы сами причиняем боль друг другу – и себе.
– А Бога делаем козлом отпущения?
– Он всегда им был. Он несет наше бремя – бремя наших мятежей, нашей ненависти, да и нашей любви.

Добредя до нашего лагеря у реки, мы видим удручающее зрелище. Наш повар Иса сидит у кухонной палатки и рыдает, уткнув лицо в ладони.

– Что случилось?

– Беда, – отвечает он, – позор мне? Даже мальчишки надо мной смеются. На минутку только отвернулся, и они сожрали весь обед, эти гнусные собаки! Ничего не осталось, ничего, кроме риса.

Мы угрюмо жуем пустой рис, а Хамуди, Аристид и Абдулла не перестают пилить бедного Ису внушая ему, что хороший повар не глазеет по сторонам, а следит за кастрюлями. Иса отвечает, что он, наверное, плохой повар, ведь он никогда прежде им не был («Это многое объясняет?» – замечает Макс), – и что лучше он пойдет работать шофером.

Не даст ли Макс ему рекомендацию для владельца гаража, что он отличный специалист? Макс отказывается наотрез, мотивируя это тем, что никогда не видел Ису за рулем.

– Но я ведь как-то пытался завести вручную нашу «Мэри». Вы это видели?

Макс признает, что видел.

– Ну вот! Разве этого недостаточно? – вопрошает Иса.

У каждого человека непременно есть какая-нибудь злосчастная слабость, с которой он сражается всю жизнь. Лично мне, увы, не дано ощутить прелесть табака и крепких напитков. Если бы я хотя бы осуждала тех, кто курит и любит выпить… Но я с такой завистью смотрю на гордых дам с сигаретами в длинных мундштуках, небрежно стряхивающих пепел, я же тем временем ищу укромный уголок, чтобы припрятать где-нибудь свой бокал, который даже не пригубила.

Все мои усилия оказались напрасны. Шесть месяцев я истово курила после ленча и после обеда, задыхалась, давясь табачными крошками и щурясь от едкого дыма, щиплющего глаза. Я утешала себя: ничего, скоро привыкну, – но так и не привыкла. Все друзья твердили в один голос, что на мои жалкие попытки стать заядлой курильщицей больно смотреть.

Когда я вышла замуж за Макса, выяснилось, что мы оба любим одни и те же блюда, предпочитая здоровую пищу, разве что порции могли бы быть поменьше. И как же огорчился Макс, узнав, что я не любительница выпить! Точнее, не пью вообще. Он пытался меня перевоспитать, последовательно предлагая мне разные марки кларетов, бургундское, сотерн, а затем, со все возрастающим отчаянием, токайское, водку и абсент! В результате он вынужден был признать свое поражение. Моя единственная реакция была такова: каждая новая марка вина вызывала у меня еще большее отвращение. Макс только вздыхал, поняв, что собутыльник из меня никудышный.

Он искренне уверял меня, будто постарел от этого на несколько лет.

Когда любишь, всё ещё больше обретает смысл.

...посреди ли пустыни или в большом городе — всегда один человек ждет и ищет другого. И когда пути этих двоих сходятся, когда глаза их встречаются, и прошлое и будущее теряют всякое значение, а существует лишь одна эта минута и невероятная уверенность в том, что все на свете написано одной и той же рукой. Рука эта пробуждает в душе любовь и отыскивает душу-близнеца для всякого, кто работает, отдыхает или ищет сокровища. А иначе в мечтах, которыми обуреваем род людской, не было бы ни малейшего смысла.