Сочувствующий

Когда начинаешь читать эту книгу, ожидаешь, что найдешь в нем подробное описание военных действий во Вьетнаме, познакомишься с трагической историей маленькой страны, которая стала жертвой двух супердержав, решивших помериться своими суперорудиями массового уничтожения, называя это все "холодной войной". Вот только как замечает герой романа, для Вьетнама эта война была вполне горячей.
Как ни странно, в книге почти не описываются военные действия. Больше внимания уделяется мыслям двойного агента, его жизни в США в качестве иммигранта, его переживаниям, его неспособности самоопределиться и наконец его пути к осознанию того, что во всем происходящем с ним и во всей кровавой постановке, которую решили сыграть почему-то именно в его стране, нету смысла: нет правых, нет виноваты, есть жертвы - и он одна из них. Почему автор не описывает войну? Не говорит о ковровых бомбежках и не показывает всех ужасных последствий войны во Вьетнаме? Может просто потому, что войны везде одинаковые? Нигде они не имеют смысла, нигде нет им оправдания и нигде нет победителей, чтобы учебники истории нам не говорили...

Книга лауреат:
2016 г. — Дейтонская литературная премия мира (Художественная книга).
2016 г. — Пулитцеровская премия (Художественная книга).
2016 г. — Медаль Эндрю Карнеги (Художественная книга).

Впечатление. Полученные романом премии не вызвали во мне чувства симпатии к нему. В литературном отношении книга слабая. Скорее всего, это объясняется тем, что во время описываемых событий автору было 4 года, и он в них не участвовал. Рассказал историю с чужих слов. Читателя убивает перебор с переживаниями ГГ, вызванными его ублюдочным происхождением (отец французский пастор, мать вьетнамка), ненавистью к отцу, любовью к матери и двойственности его положения среди друзей Мана и Бона.

Я надеялся, что узнаю много интересного о Вьетнаме 1970-х гг., но этого не случилось.

Цитаты.

Несмотря на хроническую нехватку почти любых товаров, в бумаге недостатка не было, так как всем жителям округи полагалось сдавать признания на регулярной основе. Даже мы, уже признавшиеся-перепризнавшиеся, обязаны были писать их и относить местным политработникам. Для нас это стало упражнениями в сочинительстве, поскольку после возвращения в Сайгон мы ровным счетом ничего не сделали, а признаваться в чем-нибудь было надо. Вполне годились мелкие прегрешения: к примеру, не проявил должного энтузиазма на сеансе самокритики. Но ни о чем крупном сообщать не следовало, и мы никогда не забывали завершить свое признание словами, что нет ничего дороже свободы и независимости.

Завтра мы разделим судьбу десятков тысяч людей, которые ушли в море, спасаясь от революции.

Чтобы стать революционером, разделяющим чужие страдания, надо уметь сочувствовать. Но если вы уже стали революционером, вам необходимо отринуть сочувствие – ведь нельзя же переживать за тех, кому вы должны волей-неволей причинять боль! Между сочувствующим и революционером та же грань, что между эмоциями и действием, мыслью и поступком, идеализмом и его последствиями. И все-таки, если человек с двумя сознаниями и может что-то предложить, то лишь одно: попробовать быть революционером и сочувствующим одновременно, сомкнувшимися, как море и небо на горизонте.

Ни один писатель не может остаться равнодушным, когда его идеи цитируют, сопровождая комплиментами. Пусть авторы хорохорятся и важничают сколько угодно – по существу, это неуверенные в себе создания с чувствительной душой, хрупкие и ранимые, как кинозвезды, только гораздо беднее и невзрачнее. Чтобы убедиться в этом, достаточно ковырнуть поглубже мясистый белый клубень их сокровенного “я”, а самый острый инструмент для этой цели – их собственные слова.

В романе Вьет Тхань Нгуена «Сочувствующий» рассказывается о войне и мире, отравленном войной. Здесь тесно переплелись высокое и низкое, комическое и трагическое, жизнь и смерть. Действие книги разворачивается во Вьетнаме и Америке, в Лаосе и на Филиппинах. В ней есть захватывающие повороты сюжета и неторопливое описание интересных событий, тонкие ироничные наблюдения и страстные лирические пассажи. Не найти в ней, пожалуй, только одного – равнодушия.